– Может быть, вам потребуется что-нибудь еще? Скажите сразу, чтобы мне лишний раз не ходить.
Я нервно сглотнула. А, ладно, семь бед – один ответ.
– Да. Мне очень хотелось бы также получить любую информацию о слове, которое написано от руки на полях одной книги. Мне интересно, что о нем говорит официальная наука.
– А что это за слово, Алиса? – с некоторым раздражением спросил Мунк. – Как мне искать то, чего я не знаю?
– Уаджетины, – мне показалось, что, когда я произнесла это слово вслух, в воздухе что-то колыхнулось. Недобрый знак. Хотелось бы надеяться, что старичок расслышал слово с первого раза, и мне не придется повторять его.
Глаза Мунка остекленели, он уставился в стену и забормотал, потирая свой бугристый подбородок.
– Уаджа… уаджа… – я затаила дыхание, опасаясь, что он сейчас повторит все слово целиком, Мунк вместо этого сказал: – Глаза Гора. Мне кажется, я о них что-то слышал.
– А что означает это слово? – спросила я. – Много глаз бога Гора?
– Нет, – ответил старичок, – не совсем так. В данном случае суффикс «тин» указывает, что речь идет о группе людей. И я слышал, слышал об этой группе, вот только где и когда? – он со скрипом поднялся на ноги и сказал, медленно выбираясь из-за стола: – Я скоро вернусь.
Мне оставалось лишь гадать, что может означать «скоро», если только путь от стола до двери занял у Мунка целых две минуты. Однако он, кажется, может раздобыть для меня такую необходимую информацию, поэтому я села на стул, сложила руки на коленях и поклялась, что дождусь его возвращения.
Очевидно, я задремала, потому что слегка испугалась, неожиданно услышав:
– А вот и я, Алиса!
Я хотела поправить Мунка, но потом передумала. Пожалуй, для меня даже лучше будет, если он не запомнит моего настоящего имени.
В одной руке Мунк держал свиток, в другой – старый журнал с кожаными завязками. Кто бы знал, чего мне стоило не броситься и не выхватить их у него!
Мунк отложил журнал в сторону и первым делом принялся разворачивать пергамент своей узловатой, покрытой старческими пятнами и слегка дрожащей рукой.
Я подалась вперед, сидя на своем стуле.
Мунк долго водил глазами по пергаменту и, наконец, воскликнул:
– Ага!
– Вы нашли? – спросила я, не в силах больше терпеть и молчать.
Он ткнул своим пальцем в документ – так жестко, что я побоялась, как бы он не проткнул пергамент, а затем начал читать.
– Изумрудная табличка, созданная Тотом, которого греки называли Гермесом Трисмегистом… – все, что было написано в этом свитке, я уже знала сама. Чем дольше читал Мунк, тем ниже опускались мои плечи от разочарования.
Наконец, он закончил читать и вопросительно посмотрел на меня.
– Благодарю вас, – бодро сказала я, щадя чувства старика.
Уже безо всякой надежды я следила за тем, как Мунк распускает кожаные завязки на журнале.
– Это дневник одного из солдат наполеоновской армии, он вел его во время оккупации Египта, – сказал Телониус и принялся переворачивать страницы. Он делал это так медленно, что мне хотелось взвыть.
– Вот! – радостно хихикнул Мунк. – Я знал, что смогу найти это место. Тут автор пишет, что случайно натолкнулся на знакомого ему солдата, пропавшего две недели назад. Все это время пропавший бродил по пустыне, а когда его нашли, умирал от солнечных ожогов и жажды, и все время бормотал что-то про уаджетинов.
Тут же во всем зале мигнул свет. Да, это слово действительно обладало огромной силой, и произносить его вслух нужно с опаской. А лучше вообще не произносить.
– О них я читал еще в одном месте, – сказал Телониус, – но сейчас не нашел этот текст там, где он должен быть. Вероятно, его переложили на другое место. Если хотите, я поищу его.
– Спасибо, не беспокойтесь, вы и так уже очень помогли мне.
Благополучно возвратившись в наш музей, я прямиком направилась в гостиную. Я с утра ничего не ела и была голодна, как лев. Сделаю хотя бы на скорую руку дежурный сандвич с джемом, чтобы продержаться до ужина.
Я влетела в комнату и напугала своим появлением Генри – он даже выронил ложку, которую держал в руке, но тут же подхватил ее и принялся выскребать стенки стоявшей перед ним опустевшей банки из-под джема.
Мое сердце упало, а желудок негодующе заурчал.
– Генри! – голосом трагической актрисы воскликнула я.
Он остановил поднесенную ко рту ложку и посмотрел на меня.
– Что?
– Это неприлично – есть джем прямо из банки.
Когда я сильно проголодаюсь, я делаю то же самое, но сейчас это неважно.
– Я очень проголодался, а никакой другой еды здесь не нашлось, – пожал плечами Генри. Он заглянул в пустую банку и принялся сосредоточенно скрести ложкой по донышку.
Я хотела рассказать Генри о том, что случилось с его книгой, но в этот момент заметила висящую на плече брата бледную тень. Генри облизал ложку, встал из-за стола и пошел выбрасывать пустую банку в ведро. Легкая тень, как приклеенная, поплыла за ним.
Я похолодела.
– Генри, что это там за пятно у тебя на плече?
Генри посмотрел на свое плечо, отряхнул его ладонью и ответил:
– Не знаю. Я ничего не вижу.
Когда он отряхивал свое плечо, тень на нем не двинулась с места.
Да, я, к сожалению, не ошиблась, и это не тень. Это означает, что мут Тетли добрался до Генри раньше, чем я добралась до него.
Я должна похоронить мумифицированного беднягу Тетли. И чем скорее, тем лучше. Времени на то, чтобы провернуть мой план с этими похоронами, оставалось в обрез. Сразу же забыв про голод, я бросилась делать все необходимые приготовления. Мой первый пункт назначения – кабинет Стилтона.
Когда я вошла, Стилтон уже собирался уходить домой. Он коротко взглянул на меня, а затем сказал, продолжая аккуратно складывать в стопку свои бумаги:
– Добрый вечер, мисс Тео.
Почему он снова опустил глаза? Может быть, ему до сих пор неловко после нашего последнего разговора?
– Здравствуйте, Стилтон. У вас найдется для меня минутка?
Он перестал возиться с бумагами и спросил:
– У вас все в порядке, мисс Тео?
– Да. Просто я пришла попросить вас об одном одолжении.
– Присаживайтесь, – кивнул он в сторону одного из стульев.
– Благодарю, – я присела, разгладила подол платья, собираясь с мыслями. – У меня возникла проблема, и мне нужна ваша помощь.
– Разумеется, мисс Тео. Скажите, что вам нужно, и я сделаю все, что в моих силах, – он повел бровями, изображая озабоченность и участие.