– Вы только представьте! – выпалил он, едва закрыв за собой дверь. – Я подумал, что вы захотите это узнать как можно скорее. В организме Джона нашли мышьяк.
Сказать, что мы с Френсис удивились, это не сказать ничего.
– Мышьяк? – тупо повторил я, придвигая к камину кресло для Гарольда. – Но этого не может быть.
– Оказывается, может, – возразил Гарольд. – Я тут случайно оказался у Брумов, и Глену как раз позвонили.
– И он сказал тебе? – спросила Френсис.
– Да. – Гарольд улыбнулся. – Ведь все равно завтра все узнают. Вот он и решил, пусть я буду первым. А вы, стало быть, вторые. Но мышьяк, скажу я вам, – это очень серьезно.
– Куда уж серьезнее, – пробормотал я.
Это был удар, настоящий удар. Не знаю, имел ли кто-то из читающих эти строки близкого друга, который умер, а потом оказалось, что его отравили. Если такое было, то он поймет, насколько невероятным поначалу мне показалось это известие. Других могут травить сколько угодно, об этом иногда читаешь в газетах, а вот наших близких – никогда.
Гарольд уселся в кресло. Я стоял, опершись на каминную полку, не сводя с него глаз. Затем чисто машинально поднял с пола книгу, которую уронила Френсис, и положил на подлокотник кресла.
– Мышьяк! – еле слышно произнесла Френсис и многозначительно посмотрела на меня.
Я знал, что у нее на уме. Чертов флакончик с лекарством. При чем тут он?
– Так что начнется расследование, – заключил Гарольд не без определенного удовлетворения. – И, думаю, довольно скоро.
– А что говорит Глен? – спросил я.
Гарольд пожал плечами:
– Он тоже сбит с толку.
– Но что это может быть? Несчастный случай, самоубийство, убийство?
– Только не убийство! – воскликнула Френсис.
– Почему? – спросил Гарольд с нотками разочарования в голосе.
– А кому нужно было убивать Джона?
Гарольд насупился.
– Откуда нам знать? Мало ли какие были обстоятельства…
– Никто не мог пожелать Джону смерти, – настаивала Френсис. – Не было таких людей.
Я кивнул, соглашаясь с женой.
– Джон был таким… замечательным человеком… – Я замолк, подыскивая подходящее слово, но все, что приходили в голову, казались банальными. – Покуситься на него мог только маньяк.
Гарольд усмехнулся, как обычно, углами губ.
– А что, мог быть и маньяк. Или еще какой злодей.
– Откуда они здесь возьмутся? – в сердцах проговорил я.
Углы рта Гарольда задергались сильнее.
– Откуда? А ты мог себе вообразить всего месяц назад, что мы вот так будем сидеть и обсуждать смерть Джона от отравления мышьяком? Конечно, нет. Но мы же сейчас сидим, обсуждаем.
Я не стал спорить.
– Глен сказал, сколько мышьяка найдено в теле?
– Я понял так, что достаточное количество.
– Не просто следы?
– Нет, много больше. Это не фон, ни в коей мере, – пояснил Гарольд со знанием дела. – Смерть несомненно наступила от отравления мышьяком. И поскольку умеренное количество яда обнаружено спустя несколько дней после смерти, то приходится признать, что наш друг принял смертельную дозу.
– Ты, я вижу, хорошо в этом во всем разбираешься, – сказал я.
– Его натаскал Глен, – предположила Френсис.
– Ничего он меня не натаскивал, – отмахнулся Гарольд. – Он сам, кажется, не очень в этом большой знаток. Мы с ним вместе порылись в справочниках.
– Глен хирург, – заметила Френсис. – Яды не его сфера.
– Кстати, для него это довольно скверно, – проговорил я. – Он волновался?
– Мне показалось, что нет, – ответил Гарольд. – Но думаю, он не подавал виду. Любому доктору неприятно, когда выясняется, что его пациент умер от отравления мышьяком, а он выдал заключение о естественной смерти. Но в любом случае уголовное преследование ему не грозит.
– С чего это вдруг преследование? – возмутилась Френсис. – Откуда он мог знать?
– Глен тоже так думает, – сказал Гарольд. – Рона при мне спросила его об этом. Он сказал, что мало кто способен отличить симптомы отравления мышьяком от какой-то другой болезни.
Мы помолчали.
– Как же, черт возьми, к нему внутрь попал мышьяк? – удивился я. – Уму непостижимо.
Мне по-прежнему казалось невероятным, что Джон, которого мы все хорошо знали, отравился мышьяком. Насмерть. И я ощущал какую-то вину, как будто у меня была возможность это предотвратить, а я не принял меры. Конечно, это была полная чушь.
У Гарольда снова начали подергиваться углы рта.
– Мы, кажется, все согласны, что это не может быть убийство. Ну а о самоубийстве не стоит и говорить. Так, значит, что, это был несчастный случай?
– Как ты это себе представляешь? – спросил я. – Как мог такой человек, как Джон, принять смертельную дозу мышьяка по ошибке?
Гарольд вскинул руки.
– Да, согласен, такое невозможно. Но тогда что это?
Мы опять замолчали.
Наконец Френсис сказала:
– Случайно подсунуть Джону яд мог кто-то другой.
– Да, – согласился Гарольд, – наверное, это так.
После ухода Гарольда я посмотрел на жену.
– Ты не считаешь, что теперь мы обязаны передать этот чертов пузырек полиции?
– Наверное, – неохотно согласилась она. – Но, Дуглас, это нельзя делать.
– Нельзя, – мрачно подтвердил я. – Если там окажется мышьяк, Глену конец. Ошибка в диагнозе – это одно, а в изготовлении лекарства – совсем другое. Его могут обвинить в убийстве, если захотят. Что касается лекарств, он часто действует небрежно. И надо же было такому случиться, что именно в тот день лекарства составлял Глен. Рона бы такой ошибки не допустила.
– Ты что, на самом деле уверен, что во флакончике мышьяк? – со страхом спросила Френсис.
– А как еще он мог попасть внутрь к Джону?
– Этот противный Сирил думает, что его отравила Анджела.
– А вот это чушь! – бросил я. – Анджела-отравительница, ты такое можешь представить? Сирил ее невзлюбил, это ясно, разумеется, он ей завидует и выбрал вот такой грязный способ наказать.
– Мне кажется, что он на самом деле в это верит, – проговорила Френсис, волнуясь. – О Боже, следующие несколько месяцев нас ждет кошмар. Мы все будем подозревать друг друга. Конечно, если мышьяк не был смешан с тем лекарством. Но он был.