Шлюпка сбавила ход, и я увидел прямо по курсу горбатую спину сверхглубинного батиплана. На его темно-красном борту красовалась белая надпись «Валерка».
– Вот это машина, – приподнялся с баночки Викинг. – Отстали мы от жизни, приятель!
Долговязый что-то буркнул в ответ. Лодка подошла к глубоководному аппарату, и я заметил боковые рули высоты, делающие батиплан похожим на крылатый суборбитальный транспортник. На лобовом обтекателе рубки с сочным чмоком разверзлась диафрагма кессонного люка, ударив в небеса тугим столбом света.
– Так, Викинг первым, – скомандовала Рипли. – За ним Долговязый, Чистюля, Копуха. Строиться в коридоре при выходе из кессона.
Мы друг за другом выбрались из шлюпки и по рулю высоты добрались до люка. Внутрь вела короткая лесенка, мы спустились по ней, затем миновали шлюзовую камеру и выстроились шеренгой в коридоре.
– Команда на борту! – доложила Рипли.
– Принял, – ответил Жаб.
Над нашими головами с лязгом сомкнулась диафрагма внешнего люка, а следом за ней встали на место тяжелые створки внутренней броневой двери. Мои ноздри щекотал запах силиконовой смазки, пластика, искусственного воздуха и нагретой электронной аппаратуры. Мое сердце билось в предвкушении перехода границы неведомого, за которой таились такие глубины, где побывало меньше людей, чем в открытом космосе.
– Всем слушать расчет команды, – передал взводный из рубки. – Первый помощник капитана и навигатор – Рипли. Первый пилот – Молчунья. Второй пилот – Викинг. Старший оператор стрелкового комплекса – Долговязый. Второй оператор стрелкового комплекса – Копуха. Акустик – Чистюля. Ко мне на борту и по связи обращаться как к капитану. Не забывайте, что «Валерка» хоть и свободный охотник, но не пиратское судно, а потому про вольности предлагаю забыть, особенно это касается Викинга и Долговязого. Доступно?
– В полной мере, кэп! – хохотнул в микрофон Викинг.
– Все! Занять места согласно расчету! Молодняку помогите сориентироваться..
– Нам бы самим разобраться, кэп, – виновато произнес Долговязый. – Ты такую технику отхватил, что у меня голова кругом. Где здесь может быть пульт стрелкового комплекса?
– Где обычно, – буркнул Жаб. – Здесь только расстояния чуть побольше, а так стандартная схема расположения. Привыкнете.
– Понял, кэп. Эй, Копуха, не спать! – подмигнул мне Долговязый. – Пойдем, пойдем, не дрейфь, охотник. Будем изучать настоящую снайперскую матчасть, а не пукалки, с которыми тебе приходилось нырять до сих пор.
Я двинулся следом за ним.
– Не забывать про доклады о каждой степени готовности, – напомнил Жаб.
Мы дошли до конца коридора, поднялись по короткому трапу, протиснулись в узкий люк с бронированной крышкой и оказались в рубке стрелкового комплекса. Перед пультом нас ждали два тяжелых анатомических кресла на шарнирных амортизаторах. Панели безжизненно глядели погашенными шкалами и дисплеями. Мы бросили свои рюкзаки в специальный шкаф.
– Так! – Долговязый опустился в кресло и потер ладони. – Стрелковый расчет на месте! – доложил он по связи. – Разреши включать комплекс.
– Добро, – ответил Жаб.
Долговязый пустил ток в систему, и все ожило, замерцало зеленым, гранатовым и васильковым светом, мягко запело и завибрировало. Я тоже уселся в кресло и вздрогнул, ощутив под собой движение – гидравлика подгоняла сиденье под фигуру. Передо мной включился дисплей ходовых камер и круглый тубус одного из прицелов. Над пультом высветились янтарные кольца главного планшета.
– Стрелковый комплекс готов, – доложил отставник. – Желтый режим боевого дежурства.
– Принял, – ответил Жаб. – Не слышу акустика.
– Я на месте. Только разобрался с приборами. Много нового, – откликнулся Пас. – Разрешите включать?
– Валяй.
Через минуту Пас снова вышел на связь.
– Желтая степень готовности, – доложил он.
– Переведи все режимы в красный сектор. Ты наши глаза и уши, Чистюля, не забывай об этом. Особенно на опасных глубинах.
– Есть.
– Всем пристегнуть ремни. Десятисекундная готовность.
Я опустил с подлокотников упругие защитные дуги, и они вжали мое тело в кресло, словно слабая перегрузка. Дуги не мешали мне дотянуться до любой из кнопок на пульте.
– Девять, восемь, семь, – считал Жаб. Долговязый не спешил пристегиваться. Наоборот, он выбрался из кресла и присел возле шкафа, копаясь в своем рюкзаке. Наконец он вынул оттуда моток шнура и с таинственным видом закрепил липучками его концы на противоположных стенах. Шнур растянулся ровно, как лазерный луч.
– Показательные выступления для новичков, – усмехнулся Долговязый, возвращаясь в кресло.
– Четыре, три, – взводный заканчивал свой отсчет. Долговязый опустил дуги. В полутьме огневого поста по его лицу плавали разноцветные отсветы шкал.
– Два, один. Ныряем.
По стенам пробежала едва уловимая дрожь от включившихся силовых машин, нас чуть качнуло, но амортизаторы кресел гасили даже незначительные колебания. Мой вестибулярный аппарат отреагировал на носовой дифферент и легкую невесомость, что говорило о начале долгожданного погружения. Я тут же бросил взгляд на ходовой монитор, но он был черен, как антрацит. Если бы не индикатор работы, я бы решил, что экран погашен. И только я об этом подумал, на нем полыхнули два узких луча прожектора, расширились, превратившись в световые веера, и обозначили рельефное скалистое дно. Яркие лампы спугнули рыб – разноцветные стайки метнулись в разные стороны, размазываясь в глазах. «Валерка» скользил над материковым шельфом, погружаясь все глубже и глубже, дно проносилось под днищем с нарастающей скоростью, и у меня голова закружилась от таких визуальных эффектов.
– У-у-ух! А! – выдохнул Долговязый.
Глаза у него полыхали, словно прожекторы. Я бросил взгляд на показания глубиномера – пятидесятиметровую отметку мы уже миновали и продолжали наращивать скорость. Через минуту Молчунья качнула крыльями, проверяя маневренность.
– Надо погонять «Валерку» на этих глубинах, – сказал Жаб. – Не отстегиваться без команды.
Нас качнуло – Молчунья прекратила погружение и прибавила скорость. Лаг показал тридцать узлов. И тут началось! Кажется, наша водительница только и ждала свободы в трех измерениях – она несколько раз провернула «бочку» и перешла к другим, более сложным пилотажным фигурам. Нас болтало, переворачивало вверх ногами, вдавливало перегрузками в кресла и внезапно выбрасывало в невесомость, заставляя внутренности перемещаться внутри организма. Затем Молчунья заложила крутой спиральный вираж, выполнила петлю Нестерова и ушла в штопор, возобновив стремительное погружение.
Вот тут я струхнул не на шутку—стены явственно застонали, сдавленные усиливающимся натиском океана.
– Посмотри на шнурок, – хохотнул Долговязый. Я посмотрел на натянутый между стенами шнур, и мне сделалось еще хуже – он ощутимо провис, показывая сокращение расстояния между переборками.