Book.

Когда Кристиан в очередной раз открыл глаза, Алеард уже осматривал собственные раны. Одна такая, на руке, выглядела ужасно. Это был глубокий и длинный порез, и он сильно кровоточил. Алеард недолго думая промыл его водой и небрежно замотал куском не особо чистой тряпки. Немного погодя они поели горьковатых кореньев и стали отдыхать. Конечно, отдых не заладился, и тот и другой часто морщились от боли, и Кристиан пытался шутить.

— Мне бы мою тюлюку, — говорил он мечтательно. — Жалостливая музыка сейчас была бы кстати. Ой-ёй-ёй! Судьба-кручина! Мы с тобою молодчины!..

— Подбодри меня ещё, а то я какой-то небодрый, — отвечал Алеард. Ни тому, ни другому не было особо весело, но не жаловаться же. С этим или жить — или умереть, или плакать — или смеяться. Выбор у них был. Другое дело, говорить о том, что всё кончено, никто не хотел.

— Крис…

— А?

— Как думаешь, как там остальные?

— Думаю лучше, чем мы.

— Хе… Это точно.

— Я бы хотел выбраться отсюда. Наверняка ведь в иных мирах для нас найдётся много интересных дел. Опять же люди, о которых ты говорил.

— Например, твоя кареглазая красавица? — хитро улыбнулся Алеард. В горле было сухо и жёстко, говорилось с трудом, но это был нужный разговор.

— О, да… — улыбнулся штурман. — И она, конечно.

— А если у неё будут зелёные глаза?

— Не будут, — проворчал Кристиан. — Мне лучше знать.

— Ну, а голубые тебе чем не угодили? — нарочно поддразнил его Алеард.

— Ни голубые, ни синие, ни черные. Говорю тебе, у неё будут карие глаза!

Это была их давняя шутка.

— Рано отчаиваться, да? — вздохнул штурман.

— Надо бороться.

— Надеюсь, с Конлетом всё в порядке.

— Я тоже на это надеюсь. Думаю, одному ему легче скрываться от железяк.

— Согласен.

— Но всё-таки мы пришли не зря.

— Хочется в это верить, — устало отозвался Кристиан. — Как думаешь, она вся такая, эта Смерть?

— Думаю, она бывает разная, — ответил Алеард. — Это лишь часть Пропасти, и я очень надеюсь, что остальные её мрачные уголки мы не увидим.

Они задремали на пару часов, и проснулись, когда к ним из-за угла здания вышел абсолютно невредимый Конлет. Он тотчас принёс воды, неумело вправил Алеарду руку и сел сторожить. Кристиан подумал, что сон — это лучшее, что случилось с ними за день, и крепко и спокойно уснул.

…И снова этот сон. Он идет в темноте, пробираясь по черному лесу, и босые ноги утопают в подернутой инеем листве. Небо над головой серое, косматое от надвигающейся бури, но он знает, что грозы не будет. Этот лес бесконечный, он лишен какого-либо направления, как лабиринт без входа и выхода.

Он просто знает, что нужно идти. Несмотря на усталость, на боль, на холод. Он пытается согреть руки, убрав их под мышки, и ветер, непонятно откуда взявшийся в лесу, треплет его волосы. Ему двадцать лет. Почему именно двадцать, он не знает. За его спиной висит длинный меч, но больше у него нет ничего. Он знает, что совсем скоро налетят тени, и он будет сражаться, но пока что нужно идти. Каждый раз он пытается добраться куда-то, где его очень ждут — и не успевает. Потому что Они, пришедшие из темноты, сильнее. Им нет нужды выбирать направление. Они поджидают его, чтобы снова начать этот последний бой.

Он летает по холодной земле, кружась и выгибаясь, и ни одна тень не может достать его. Но Они и не желают этого. Им нужно только время. Его время. Они хотят, чтобы он не успел.

И он не успевает… И страшно, тихо наползает туман, пахнущий костром. И он, сидящий на земле, не хочет вставать, несмотря на отступившие тени. Но — встает, и сильные ноги несут его вперед, к дому, которого у него больше нет…

Алеард открыл глаза и повернулся на бок. Он было решил, что Пропасть способна забирать сны. Но этот сон, видимо, ничто и никогда не победит…

…Ева без труда влилась в гудящую, разноцветную толпу. Сначала ее пугали полуголые мужчины в прозрачных плащах и высокие, метра под два, женщины в просторных радужных комбинезонах, но потом она успокоилась. Если уж здесь носят подобное, на неё и внимания никто не обратит. Она ошиблась. Уже через пару часов блуждания по нижним улицам к ней подошел неприметный старичок и, учтиво поклонившись, предложил работу. Ева понятия не имела, что здесь подразумевают под этим словом, и отнеслась к его предложению подозрительно.

— Шить трава! — сказал он.

— Вы хотите, чтобы я сплела вам такую же? — уточнила Ева, указав на небрежно брошенное поверх сумки платье. Ей хотелось есть, и она уже поняла, что задаром в этом городе ничего не получишь.

— Да, да! — обрадовался старичок ее понятливости.

— Я сплету платье, а вы мне дадите поесть?

— Еда! — закивал тот. — Угрека!

— Ладно, — осторожно согласилась Ева, не пытая его о том, что это за угрека такая. Не хватало себя полной дурой выставить.

Старичок вошел в низкую дверь, и Ева вошла за ним. Оказалось, что это маленькая опрятная мастерская, заваленная разноцветными стеблями той самой травы. В углу сидела женщина, она окунала стебли в разные настои и выкладывала их на просушку. Ей было около сорока пяти лет. Возле двери сидела еще одна, молодая. Она что-то плела. Она была худой, темноволосой и бледнокожей. Глаза у нее были рыжие, сметливые и быстрые. Неземные глаза, но, как Ева узнала впоследствии, совершенно натуральные.

— Сюда, сюда! — потянула ее за руку та, что постарше.

Она подала ей несколько пестрых стеблей и сносно объяснила, чего хочет. Им нужны были короткие маечки, открывающие пупок, с рукавами до локтя и с простым узором в середине. Это было нетрудно, и Ева присела на подставленную скамейку, радуясь подвернувшейся возможности. Так или иначе, ей придётся работать. Плести ли маечки, или готовить, или убираться, или ещё что-то делать. Ничего, всё получится. Она приготовилась к трудностям, но пока что их не возникало.

Когда Ева закончила, хозяин остался доволен получившимся изделием. Он ушел и спустя минуту вернулся с полной мисочкой зеленоватой каши. Она напомнила Еве машевую крупу.

— Спасибо! — отозвалась девушка, принимая тарелку. Молодая работница, заинтересованно косившаяся на нее, придвинулась поближе и произнесла, смущаясь:

— Привет! Тебя как зовут?

— Ева.

— А меня Хохва. Ты приехала издалека?

— Да.

— А я родилась в среднем городе, но после смерти родителей меня продали сюда.

— Продали? — смутилась Ева.

— Да. У моих родителей было много долгов. Меня продали, чтобы рассчитаться с Центром за них. Вон купил меня. Он ничего старик. Пообещал, что через пару лет отпустит, если отработаю. А ты? Ты пришла сверху? — таинственно произнесла Хохва. — Ты похожа на тех, кто оттуда.