– У нас конец семестра.
Полицейский удовлетворенно хмыкнул, проверил адрес, указанный в удостоверении Харальда, ткнул на него немцу, тот кивнул, и Харальда пропустили.
Он прошел в дальний конец парома и встал там у поручня, глядя на море и дожидаясь, когда перестанет колотиться сердце. Какое облегчение, что проверка прошла благополучно, и в то же время как возмутительно, что, передвигаясь по собственной стране, приходится оправдываться перед полицейским! Такую реакцию, обдумав логически, он сам находил глупой, но побороть возмущение не мог.
Ровно в полночь паром отошел от берега. Луны не было. В свете звезд плоский остров выглядел темной выпуклостью на горизонте, вроде еще одной волны.
«Надо же, как скоро пришлось вернуться», – не переставал удивляться Харальд.
Уезжая отсюда в пятницу, он гадал, когда доведется попасть в родные места снова и доведется ли вообще. И вот, недели не прошло, он здесь, да еще как лазутчик, с фотокамерой в сумке и поручением сфотографировать секретное оружие нацистов. Смутно вспомнилось, с каким жаром он мечтал участвовать в Сопротивлении. В реальности ничего увлекательного в этом не оказалось – напротив, подташнивало от страха.
Стало еще тошней, когда, высадившись на причале, он поглядел через дорогу на с детства знакомые почту и лавку зеленщика. Все восемнадцать лет его жизнь была надежна и безопасна. А теперь… никогда больше ему не чувствовать себя защищенным…
Выйдя на пляж, он направился на юг. В звездном свете влажный песок блестел серебром. Откуда-то из-за дюн послышался сдавленный девичий смешок. Харальд почувствовал укол ревности.
«Сумею ли я когда-нибудь так насмешить Карен?»
Дело шло к рассвету, когда вдали показалась база. Он различил столбы ограды. Деревья и кусты на территории выглядели темными пятнами на светлом песке. Харальд сообразил, что если он это видит, значит, и постовые могут увидеть его. Лег и дальше передвигался ползком.
Минутой позже такая предусмотрительность себя оправдала. Он заметил двух патрульных, которые бок о бок шли вдоль внутренней стороны забора с собакой.
Вот так новость! Раньше они патрулировали по одному и без собак.
Всем телом он вжался в песок. Патрульные, судя по их поведению, особой бдительности не проявляли. Прогуливались, а не маршировали. Тот, что вел собаку, оживленно рассказывал что-то. Они подошли ближе, и Харальд, который, как все дети в Дании, учил немецкий в школе, сквозь шум волн услышал, о чем речь. Это была похабная история про девицу по имени Маргарета.
От ограды он лежал метрах в пятнадцати. Когда часовые оказались на ближайшем к нему расстоянии, собака стала принюхиваться. Учуять его она учуяла, но видеть не могла, и тявкнула неуверенно. Охранник, который держал поводок, был выдрессирован хуже собаки и потому, велев ей заткнуться, продолжил похваляться, как уломал свою Маргарету встретиться с ним в сарае. Харальд лежал не дыша. Пес снова залаял, и тогда один из патрульных включил мощный фонарик. Харальд воткнулся лицом в песок. Луч фонаря скользнул по дюнам и миновал его, не остановившись.
– А потом она сказала: «Ладно, только в последнюю минуту ты его вынешь!» – продолжал болтать часовой, и они пошли дальше, и собака больше не лаяла.
Харальд не шевелился, пока они не исчезли из виду, а потом пополз от моря к части ограды, прикрытой кустами. Опасения, что военные вырубят всю зелень, оказались напрасны. Он прополз между стволами до ограды и поднялся там на ноги.
Момент был ответственный. Еще можно повернуть назад, не нарушать закон, вернуться в Кирстенслот, отдаться новой работе, вечера проводить в таверне, а ночи – в мечтах о Карен. Можно внушить себе подобно множеству датчан, что война и политика не его ума дело. Но стоило об этом подумать, как отвращение охватило Харальда. Представил, как объясняет свое решение Арне и Карен или же дяде Иоахиму и кузине Монике, и от этой мысли от стыда запылали уши.
Ограда осталась такой же: два метра мелкой проволочной сетки, увенчанной двумя рядами колючей проволоки. Надев ранец на спину, чтобы не мешал, Харальд преодолел ограду, стараясь не поцарапаться о колючки, и спрыгнул с другой стороны.
Возврата нет: он на территории военной базы, причем с фотоаппаратом. Если поймают – конец.
Быстрым неслышным шагом он двинулся вперед, держась поближе к кустам и деревьям, постоянно оглядываясь. Миновал вышку с прожекторами, с содроганием подумав о том, как окажется на виду, приди кому в голову щелкнуть там выключателем. Харальд напрягал слух, стараясь различить шаги патрульных, но тишина прерывалась только шумом набегающих волн. Вскоре, поднявшись по покатому склону, он оказался под защитой лесопосадки из молодых сосен.
«Странно, что их не срубили, для лучшей видимости», – подумал Харальд и тут же понял, что их назначение – как раз укрывать секретное радиооборудование от любопытных глаз.
Еще немного, и он у цели. Теперь, зная, на что именно смотреть, Харальд отчетливо видел круглую стену с возвышающимся над ней сетчатым прямоугольником антенны, которая неспешно вращалась, словно механический глаз, озирающий темный горизонт. Низко гудел электромотор. По обе стороны от главного сооружения стояли два других, поменьше, и теперь в свете звезд Харальд понял, что это миниатюрные версии большой вращающейся антенны.
Значит, машин три.
«Интересно, почему столько? Может, в этом кроется объяснение превосходства немецкого радара?»
Приглядевшись к антеннам поменьше, он понял, что они сконструированы иначе.
«Надо взглянуть при дневном свете. Похоже, они не только вращаются, но и меняют угол наклона. Любопытно зачем? Непременно надо тщательно и подробно снять все три части устройства».
Тогда, в первый раз, он перескочил через круглую стену от страха, услышав, как часовой закашлялся на подходе. Теперь есть время подумать, и Харальд рассудил, что внутрь можно попасть обычным путем. Стены необходимы, чтобы защитить радар от случайных повреждений, но инженеры, разумеется, должны входить внутрь, чтобы осматривать и обслуживать оборудование. Харальд обошел стену, вглядываясь в кирпичную кладку, и набрел на деревянную дверь. Дверь оказалась незаперта, и он вошел, осторожно прикрыв ее.
Он чувствовал себя немного спокойней. Снаружи никто не увидит. В такой час обслуга заявится сюда разве что в исключительном случае. Да если и зайдет кто, можно быстро перемахнуть через стену.
Харальд запрокинул голову, глядя на огромную вращающуюся сетку. Вероятно, она перехватывает радиолучи, которые отражаются от летящего самолета. Действуя как линза, антенна фокусирует получаемые сигналы. Кабель, который выползает из ее основания, передает сигнал в те новые здания, на строительстве которых Харальд подрабатывал летом. Там, надо полагать, результаты выводятся на экраны, и операторы сидят наготове, чтобы предупредить германскую авиацию.
В полутьме, под жужжание возвышающейся над ним антенны, с озоновым запахом электричества в ноздрях, Харальд чувствовал, что находится в самом центре военной машины. Битва между учеными и инженерами враждующих сторон не менее важна, чем танковые сражения и ружейная перестрелка. И теперь Харальд остро ощущал себя участником этой борьбы.