– В следующую пятницу приезжай сюда. Если полиция будет держать паром под контролем, придумай что-нибудь, чтобы изменить внешность. Я буду ждать тебя здесь, на этом месте. Мы переправимся в Швецию с тем рыбаком, что привез меня. В британском представительстве тебе изготовят фальшивые документы, и ты улетишь в Англию.
Он с невеселым видом кивнул.
– Если это сработает, всего через неделю мы освободимся и сможем снова быть вместе, – тихо пробормотала Хермия.
– Даже не верится, – улыбнулся он.
«Да, он правда меня любит, – подумала Хермия, – хоть и обижен, что его не взяли в “Ночной дозор”».
И все-таки в глубине души таилось сомнение: вдруг у него не хватит духу для этой работы. Но это она, конечно же, выяснит.
Пока они разговаривали, приехали первые туристы. По руинам, заглядывая в подвалы и трогая старые камни, бродили несколько человек.
– Пошли отсюда, – встрепенулась Хермия. – Ты на велосипеде?
– Да, он за башней.
Арне прикатил велосипед, и они поехали: Арне, для маскировки, в солнечных очках и фуражке. Вряд ли это сделает его неузнаваемым при внимательной проверке пассажиров парома, но поможет, если наткнутся на преследователей где-нибудь на дороге.
Они катили вниз по склону, а Хермия обдумывала, как быть с побегом. Нельзя ли придумать маскировку получше? Под рукой ни костюмов, ни париков, даже косметики никакой за исключением помады и пудры. Арне должен переменить облик, а для этого нужна помощь профессионала. В Копенгагене их найти можно, а здесь – нет.
У подножия холма Хермия увидела Свена Фромера, с которым познакомилась за завтраком в гостинице. Тот выбирался из своего «вольво». Ей не хотелось, чтобы он видел Арне, и она рассчитывала проскочить мимо незаметно, но не повезло. Фромер перехватил ее взгляд, помахал рукой и подошел к краю тропки. Было бы грубо и более чем странно не обратить на него внимания, так что пришлось остановиться.
– Вот мы и встретились, – кивнул Фромер. – Полагаю, это и есть ваш жених?
«Мне нечего опасаться со стороны Свена, – подумала Хермия. – Я не делаю ничего подозрительного, и потом, Свен так настроен против немцев!»
– Это Олаф Арнесен. – Она переставила имя и фамилию. – Олаф, познакомься со Свеном Фромером. Он жил в гостинице, где я провела эту ночь.
Мужчины обменялись рукопожатиями.
– Давно вы здесь? – любезно осведомился Арне.
– Неделю. Сегодня уезжаю.
Хермию осенило.
– Свен, – улыбнулась она, – сегодня утром вы говорили, что нам следовало бы оказать сопротивление немцам.
– Я слишком много болтаю. Мне надо придержать язык.
– А если б я дала вам шанс помочь англичанам, вы пошли бы на риск?
Он уставился на нее.
– Вы? Но как… Вы хотите сказать, что вы…
– Вы бы согласились? – настаивала Хермия.
– Это не шутка, надеюсь?
– Вы должны мне поверить. Да или нет?
– Да! – воскликнул он. – Что я должен сделать?
– Как вы думаете, поместится мужчина в багажнике вашей машины?
– Конечно. Я могу спрятать его под оборудованием. Не скажу, что будет очень удобно, но место есть.
– Согласитесь сегодня контрабандой взять его на паром?
Свен поглядел на свою машину, потом на Арне.
– Вас?
Арне кивнул.
Свен улыбнулся.
– Черт побери, да!
Первый рабочий день на ферме Нильсена удался даже лучше, чем смел надеяться Харальд. У старика оказалась маленькая мастерская, так хорошо оснащенная, что Харальд мог отремонтировать почти все. Он залатал прохудившийся насос парового плуга, заварил гусеницу трактора и нашел место в проводке, где пробивало электричество, – на ферме каждый вечер гас свет. На обед была селедка с картошкой, и он от души наелся за общим столом с другими работниками.
Вечером они пару часов посидели в деревенской таверне с Карлом, младшим сыном фермера. Памятуя о том, каким дураком из-за выпивки выставил он себя неделю назад, Харальд позволил себе лишь два стаканчика пива. Все толковали только о том, что Гитлер вторгся в Советский Союз. Новости были хуже некуда. Немцы утверждали, что в результате молниеносных рейдов люфтваффе уничтожило тысячу восемьсот советских самолетов – те даже в воздух подняться не успели. Все сходились в том, что Москва еще до наступления зимы падет. Все, кроме местного коммуниста, но и он выглядел озабоченным.
Харальд ушел рано, потому что Карен сказала, что, возможно, забежит к нему после ужина. Усталый, но довольный, он добрел до монастыря и, войдя в церковь, с удивлением увидел там брата, который разглядывал заброшенный самолет.
– «Шершень», «хорнет мот», – пробормотал Арне. – Воздушный экипаж джентльмена.
– Развалина! – подал голос Харальд.
– Нет. Шасси слегка погнуто.
– Как, ты думаешь, это произошло?
– При приземлении. У «шершня» задняя часть часто выходит из управления, потому что основные колеса слишком поданы вперед. А задний мост сконструирован так, что стойки не выдерживают бокового давления, поэтому при резком повороте могут погнуться.
Выглядел Арне ужасно. Вместо военной формы на нем были чьи-то обноски: выношенный твидовый пиджак, линялые вельветовые брюки. Усики он сбрил, а кудрявые волосы спрятал под грязную кепку. В руке он держал маленький, ладный фотоаппарат. Но главное, на его физиономии, лишенной обычной беззаботной улыбки, застыло выражение настороженности и напряженности.
– Что с тобой стряслось? – заволновался Харальд.
– У меня неприятности. Перекусить есть что-нибудь?
– Ни крошки. Можно пойти в таверну…
– Я никуда не могу показаться. Меня ищут. – Арне изобразил усмешку, но вышла гримаса. – У каждого полицейского в Дании есть мое описание, и фотографии по всему Копенгагену. За мой гнались по всей улице Строгет, еле-еле удалось оторваться.
– Ты что, в Сопротивлении?
Арне помолчал, пожал плечами и вздохнул:
– Да.
Харальд похолодел от восторга. Он сел на полку, которая служила ему постелью, и усадил Арне рядом. Кот Пайнтоп пришел потереться о его ногу.
– Значит, ты уже был в подполье, когда, с месяц назад, еще дома, я спрашивал тебя об этом?
– Нет, тогда еще нет. Поначалу меня не приняли. Похоже, считали, что я не гожусь. И, черт побери, были правы. Но теперь положение отчаянное, так что я в деле. Мне нужно сфотографировать какое-то устройство на военной базе – той, что у нас на Санде.
– Да, я рисовал ее для Поуля, – кивнул Харальд.