– Он здесь?
– Это что, допрос?
– Почему вы об этом спрашиваете? Разве Харальд замешан в чем-либо противозаконном?
– Разумеется, нет!
– Рад слышать. Так он дома?
– Нет. Его нет на острове. Я не знаю, где он.
Петер глянул на Тильде. Вот незадача! Но, с другой стороны, получается, у Харальда рыльце в пушку. Иначе с чего бы ему скрываться?
– А где он может быть, как вы думаете?
– Пошел прочь!
«Как всегда, высокомерен, но на этот раз ему это с рук не сойдет», – злорадно подумал Петер.
– Ваш старший сын покончил с собой, потому что его поймали на шпионаже, – безжалостно произнес он.
Пастор вздрогнул, будто Петер его ударил. Тильде ахнула, и Петер понял, что она неприятно поражена, но все равно продолжил:
– Ваш младший сын, не исключено, виновен в таком же преступлении. Так что не советую заноситься перед полицией.
Когда-то гордое лицо пастора сделалось несчастным и уязвимым.
– Говорю тебе, я не знаю, где Харальд, – вяло отозвался он. – Еще вопросы есть?
– Что вы скрываете?
Пастор вздохнул.
– Ты один из моих прихожан, и если придешь ко мне за духовной поддержкой, я не оттолкну тебя. Но говорить с тобой по иной причине не стану. Ты нагл, жесток и никчемен, как мало кто из Божьих созданий. Пошел прочь с глаз моих!
– Вы не вправе выгонять людей из церкви, церковь вам не принадлежит!
– Придешь молиться – добро пожаловать. В ином случае – вон!
Петер помешкал. Не хотелось признавать, что его выгнали, но он знал, что потерпел поражение. Петер взял Тильде за руку и повел из церкви.
– Говорил же тебе: его голыми руками не возьмешь.
– По-моему, он страшно страдает. – Тильде была сама не своя.
– Еще бы. Но говорит ли он правду?
– Очевидно, что Харальд скрывается, а следовательно, пленка почти наверняка у него.
– Значит, надо его найти. Сомневаюсь, что отцу неизвестно, где он.
– Разве пастор когда-нибудь лгал?
– Нет, никогда. Но ради сына можно сделать исключение.
– Ничего из него не вытянешь, – отмахнулась Тильде.
– Согласен. Но мы на верном пути, это главное. Ладно, пойдем попытаем мать. Уж она-то по крайней мере из плоти и крови.
Они направились к дому. Петер постучал в кухонную дверь и вошел, не дожидаясь ответа, – так на острове поступали все.
Лисбет Олафсен праздно сидела у стола. Петер в жизни не видел ее без дела: вечно она что-то шила, готовила, убирала. Даже в церкви была занята: расставляла стулья, раздавала или собирала молитвенники, подкладывала торф в печку, которой зимой отапливалось просторное помещение. Теперь она сидела и смотрела на свои руки. Кожа на них была в трещинах и мозолях, как у рыбаков.
– Фру Олафсен?
Она обернулась на голос. Глаза у нее были красные, щеки ввалились. Гостя признала не сразу.
– Здравствуй, Петер, – без выражения произнесла она.
На этот раз он решил подойти к делу помягче.
– Мне так жаль Арне…
Мать безучастно кивнула.
– Это Тильде. Мы работаем вместе.
– Рада знакомству.
Петер уселся за стол и кивнул Тильде, чтобы тоже села. Кто знает, может, простые, обыденные вопросы выведут фру Олафсен из оцепенения.
– Когда похороны?
– Завтра, – подумав, ответила она.
Уже лучше.
– Я говорил с пастором, – сказал Петер. – Мы заходили в церковь.
– Его сердце разбито. Хотя он этого не показывает.
– Я понимаю. Харальд, наверное, тоже переживает.
Бросив на него взгляд, она снова уставилась на свои руки. Взгляд был беглый, но Петер прочел в нем страх и желание обмануть.
– Мы не говорили с Харальдом, – произнесла она.
– Почему?
– Мы не знаем, где он.
Петер не мог сказать точно, когда она лжет, а когда нет, но нюхом чуял, что задача ее – обмануть. То, что пастор и его жена – люди, которые претендуют на то, что они морально выше других, считают возможным сознательно скрывать правду от полиции, ужасно его злило.
– Очень вам советую с нами сотрудничать! – Он повысил голос.
Тильде остерегающе коснулась его рукой и вопросительно посмотрела. Он кивнул, разрешая продолжить.
– Фру Олафсен, – вступила она. – Мне очень жаль, но должна сказать вам, что Харальд, возможно, тоже вовлечен в противозаконную деятельность, как и Арне.
В глазах матери мелькнул страх.
– Чем дольше он этим занимается, – продолжала Тильде, – тем бо2льшие неприятности его ожидают.
Женщина покачала головой и ничего не сказала.
– Сообщив нам, где он находится, вы окажете ему самую большую услугу.
– Я не знаю, где он, – повторила она уже не так твердо.
Почувствовав слабину, Петер встал и, облокотившись на стол, приблизил к ней лицо.
– Я видел, как Арне умер, – резко произнес он.
Фру Олафсен в ужасе распахнула глаза.
– Я видел, как ваш сын приставил дуло к своему горлу и нажал на спуск!
– Петер, не надо! – выдохнула Тильде.
Он отмахнулся.
– Я видел, как брызнули на стену его кровь и мозги!
Несчастная мать вскричала от ужаса и горя.
«Вот-вот расколется», – с удовлетворением подумал Петер и стал давить дальше.
– Ваш старший сын был шпион и преступник, и он плохо кончил. Кто с мечом пришел, от меча и погибнет, как говорится в Библии. Хотите той же судьбы для своего второго сына?
– Нет, – прошептала она, – нет!
– Тогда скажите мне, где он!
Дверь распахнулась, и в кухню широким шагом вошел пастор.
– Ты мразь, – объявил он.
Петер выпрямился, захваченный врасплох.
– Это моя обязанность – опросить…
– Вон из моего дома!
– Пойдем, Петер, – пробормотала Тильде.
– Я все-таки хочу знать…
– Немедля! – загремел пастор. – Вон! – И пошел обходить стол.
Петер на шаг отступил. Он знал, что не должен позволять кричать на себя. Он здесь на законной основе, по работе, он полицейский и потому имеет право задавать вопросы. Но присутствие неистового пастора внушило ему робость, хотя под пиджаком у него был пистолет. Петер обнаружил вдруг, что шаг за шагом пятится к двери.