Тильда, открыв ее, вышла.
– Я с вами еще не закончил, – неубедительно проговорил Петер уже за порогом.
Пастор захлопнул дверь прямо перед его лицом.
Петер развернулся.
– Чертовы лицемеры! Оба!
Коляска их дожидалась.
– Домой, к отцу, – велел Петер, и они уселись.
В дороге он попытался выбросить унизительную сцену из головы и сконцентрироваться на том, что делать дальше.
– Харальд где-то скрывается, – буркнул он.
– Это очевидно, – сухо произнесла Тильде, и Петер понял, что она расстроена.
– Он не в школе, не дома, и у него нет родственников, кроме тех, что в Гамбурге.
– Можно разослать его фотографию.
– Сложно будет найти. Пастор не позволял детям сниматься, он считает, что это грех тщеславия. Ты ведь не заметила в кухне никаких фото, верно?
– А школьная фотография?
– В Янсборге нет такой традиции. Единственная фотография Арне, которую мы отыскали, – из его армейского дела. Сомневаюсь, что у Харальда вообще есть хоть один снимок.
– Так каков наш следующий ход?
– Я думаю, он у кого-нибудь из друзей, а?
– Разумно.
Тильде не смотрела на него. Петер вздохнул. Недовольна. Ну что ж.
– Значит, вот что ты сделаешь, – произнес он командным тоном. – Позвони в управление. Пошли Конрада в Янсборгскую школу. Пусть возьмет там домашние адреса всех одноклассников Харальда. Потом по каждому адресу надо разослать людей, порасспрашивать там, поразнюхать.
– Так они живут по всей Дании. Потребуется месяц, не меньше, ко всем съездить. Сколько у нас времени?
– Очень мало. Трудно сказать, как скоро Харальд найдет способ переправить пленку в Лондон, но он парень сообразительный, черт бы его побрал. Привлеки местную полицию, если необходимо.
– Хорошо.
– Если он не у друзей, значит, прячется у кого-то из членов этой шпионской группы. Надо остаться на похороны и посмотреть, кто появится. Проверить каждого. Один из них может знать, где Харальд.
Коляска сбавила ход на подъезде к дому Акселя Флемминга.
– Ты не против, если я поеду в гостиницу? – спросила вдруг Тильде.
Родители ждали их к обеду, но Петер видел, что Тильде не в настроении.
– Хорошо. – Он хлопнул возницу по плечу: – Давай к парому.
Некоторое время они ехали молча.
– Чем займешься в гостинице? – поинтересовался Петер.
– Думаю, мне лучше вернуться в Копенгаген.
– Да что, черт побери, с тобой такое? – разозлился Петер.
– Мне неприятно то, что здесь произошло.
– Но мы должны были это сделать!
– Не уверена.
– Наш долг вынудить этих людей рассказать, что им известно.
– Долг – это еще не все.
Эту же фразу, помнилось, произнесла она, когда они спорили про евреев.
– Не играй словами! Долг – это твоя обязанность. Никаких исключений. В том-то и беда с нашим миром.
Паром стоял у причала. Тильде выбралась из коляски.
– Это просто жизнь, Петер, вот и все.
– Потому-то у нас такая преступность! Разве ты не хотела бы жить в мире, где каждый исполняет свой долг? Только представь! Добропорядочные люди в ладной форме делают что положено – без всякой расхлябанности, в срок, никаких полумер. Если бы все преступления карались, и без поблажек, у полиции стало бы гораздо меньше забот!
– Ты на самом деле хочешь именно этого?
– Да! И если когда-нибудь возглавлю полицию, а нацисты по-прежнему будут у власти, именно так все и будет! Что плохого?
Она кивнула, но на вопрос не ответила.
– До свидания, Петер.
Тильде пошла к парому, а он закричал ей вслед:
– Ну так скажи, что, что в этом плохого?!
Но она взошла на паром, так и не повернув головы.
Харальд знал, что полиция его ищет. Мать позвонила в Кирстенслот еще раз, вроде бы для того, чтобы сообщить Карен дату и час похорон Арне, но в разговоре упомянула, что полицейские допрашивали ее, интересуясь местонахождением Харальда. «Но я не знаю, где он, и потому не могла им сказать».
Это было предупреждение, и Харальд восхитился смелостью и проницательностью матери: та сообразила, что Карен, возможно, сумеет передать сообщение по адресу.
Несмотря на это, все же придется съездить в летную школу.
Карен позаимствовала у отца кое-какие старые вещи, так что Харальд не привлекал внимания своим школьным блейзером, сразу бросающимся в глаза. В поезд в Кирстенслоте он вошел в замечательно невесомом спортивном пиджаке американского производства, полотняной кепке и темных очках, похожий скорее на юного модника, чем на беглого шпиона. Тем не менее он нервничал и в вагоне чувствовал себя как в ловушке. Если подойдет полицейский, бежать некуда.
В Копенгагене короткое расстояние между пригородной станцией Вестерпорт и Центральным вокзалом он прошел, не встретив ни одного полицейского, а несколько минут спустя уже сидел в поезде на Водаль.
В пути Харальд думал о брате. Все считали, что Арне не место в подполье, что он слишком весел, слишком беспечен, может быть – даже недостаточно смел. А в итоге Арне оказался настоящим героем. От этой мысли глаза, скрытые стеклами темных очков, наполнились слезами.
Командир летной школы майор Ренте напомнил Харальду директора школы Хейса. Оба высокие, тощие, длинноносые. Из-за этого сходства лукавить перед Ренте оказалось непросто.
– Я приехал, хм, забрать вещи моего брата, – сказал он. – Личные вещи. Если это возможно.
Ренте, похоже, смущения не заметил.
– Разумеется, – отозвался он. – Товарищ Арне, Хендрик Янц, все упаковал. Там только чемодан и вещмешок.
– Спасибо.
Вещи Арне Харальду были не нужны, а нужен был предлог, чтобы приехать в Водаль. Приехал же он за тридцатью метрами стального кабеля управления, когда-то отрезанного у «шершня». Водаль – единственное место, которое пришло ему в голову, где можно добыть такой кабель.
Теперь, когда он сюда добрался, задача выглядела еще труднее, чем на расстоянии. Харальд слегка запаниковал: ведь без кабеля «шершень» не полетит, – но вспомнил про жертву, которую принес его брат, и взял себя в руки. Если смотреть на вещи трезво, выход непременно найдешь.
– Я собирался переправить эти вещи вашим родителям, – прибавил Ренте.
– Я сам отвезу, – сказал Харальд, гадая, можно ли майору довериться.