А самым ужасным было то, что норриец молчал! Просто стоял и смотрел на меня очень пристальным взглядом!
– Что вам нужно? – вновь попыталась завязать разговор я, а в следующий миг…
В следующий миг стало ясно, что мне в отличие от Каста с Дорсом премии «Оскар» не видать никогда! Я, как говорят в актерской среде, раскололась! Несмотря на все попытки и мысленные убеждения, и невзирая на больно закушенную щеку, мои губы все-таки дрогнули, а улыбка получилась не то что веселой, а прямо-таки неприлично радостной!
И вот теперь мой нежданный визитер отмер…
– Смешно тебе? – даря ответную, но слегка зловещую улыбку, спросил Эмиль. – Смешно, да?
– Лорд Глун, – начала было я, но договорить мне не дали.
Эмиль потянулся, ухватил за руку, и легко вытащил из убежища. Я оказалась на той же лестнице, на той же ступеньке – невероятно узкой для двоих. Но на этом шпион норрийский не успокоился – он заглянул на чердак и сказал в темноту:
– Мелкий, дверь запри.
После чего сам оную дверь прикрыл и потащил меня вниз, в коридор преподавательского этажа… Его намерения были более чем ясны, и я, как любая порядочная девушка, попыталась воспротивиться:
– Эмиль, пожалуйста!
– Угу, – ответил тот и поволок дальше.
Силы были неравны, хуже того – я давилась смехом, а сопротивляться в таком состоянии крайне сложно. В итоге Глун без труда довел меня до двери в собственные апартаменты и мягко, но решительно в эти самые апартаменты впихнул.
Оказавшись в залитой тусклым светом гостиной, я не выдержала и рассмеялась в голос. Но когда норриец шагнул следом, прикрыл дверь и задвинул засов, снова попыталась взять себя в руки. Получилось… плоховато.
– Эмиль!
Широкая улыбка серьезности моим словам, разумеется, не добавляла, но согнать ее я не могла. А Глун… он тоже улыбался. Причем совершенно недвусмысленно.
Когда норриец двинулся навстречу, мое сердце забилось раз в сто быстрей, и, несмотря на дикое желание ощутить тепло его рук на своей талии, я попятилась.
– Смешно тебе… – щурясь, как наглющий котяра, повторил декан.
– Эмиль, пожалуйста…
Я сделала еще полшага назад, но это не спасло – мгновение, и я оказалась крепко притиснута к сильному мужскому телу. В горле резко пересохло, в коленях появилась приятная слабость, а когда губы Эмиля властно накрыли мой рот, остатки здравого смысла рассыпались в пыль.
На поцелуй я ответила сразу, ни капли не задумываясь и ничуть не сомневаясь в том, что делаю. И тихонечко застонала, осознав – это совсем не так, как во сне, а несоизмеримо лучше!
Еще мгновение, и мои руки плющом обвились вокруг мужской шеи, а пальцы потянулись к противной заколке, которая удерживала его волосы. А Эмиль, не прерывая поцелуя, шагнул вперед, подталкивая и увлекая к… спальне.
Эта мысль пробилась в сознание, несмотря на плотный туман, и я ощутила волну нестерпимого жара. Может быть, это неправильно, возможно, мне следовало испугаться или устыдиться, но ничего подобного не было.
Я хотела оказаться на алых простынях! Хотела до дрожи, до головокружения! Я жаждала ощутить прохладу алого шелка и… контраст прикосновений Эмиля.
Когда его ладонь соскользнула с моей талии и протиснулась между нами, дабы развязать пояс моего халата – я не противилась. Хуже того, я, как последняя развратница, тоже к поясу потянулась – не своему, разумеется… А потом столь же бесстыдно принялась расстегивать пуговицы черной шелковой пижамы. И пьянела все сильней, понимая – меня не только не останавливают, мне потакают!
К моменту, когда мы добрались до спальни и перешагнули порог, халата на мне уже не было. Тапочки тоже где-то в гостиной потеряла – увы и ах. А на Эмиле не осталось ничего, кроме пижамных штанов, трогать которые, несмотря на обуявшую смелость, я не решалась.
Зато норриец даже подобием стеснительности не страдал и останавливаться точно не собирался – он стянул с меня шелковую сорочку раньше, чем я успела осознать последствия. Его ладони тут же накрыли мои груди, легонько сжали.
Стон, который сорвался с моих губ, был исполнен таких эмоций, что я на миг испугалась – просто не узнала себя в этот момент. А Глун воспользовался этой секундной растерянностью, чтобы подхватить на руки и уложить на кровать. Это была точка невозврата и черта, перешагнув которую, я окончательно потеряла контроль над собой.
Я позволила Эмилю избавить меня от кружевных шортиков и глухо застонала, когда губы мужчины коснулись шеи, чтобы тут же устремиться ниже, к груди. Я выгнулась дугой, как только его пальцы прикоснулись к самому сокровенному – нетерпеливо и вместе с тем очень ласково. И трусливо зажмурилась, когда после недолгих, но очень ярких ласк Эмиль избавился от пижамных штанов и, дотянувшись до ящика прикроватной тумбочки, достал самый обычный, на вид очень даже земной, презерватив.
А потом пришла легкая, остаточная боль – да, опять. Ведь в прошлый раз все лишь во сне случилось… Но вместе с болью я ощущала и другое – совершенно немыслимое, невероятнейшее из удовольствий. И именно это удовольствие заставляло меня стонать и извиваться, впиваться ногтями в мужскую спину и умирать каждую секунду.
Одно плохо – закончилось все довольно быстро, словно у Глуна тысячу лет женщины не было. Но поднимать этот вопрос я, конечно, не собиралась. Да и не позволили мне этого сделать – еще до того, как я успела отдышаться, Эмиль… снова пошел в атаку.
На этот раз предварительные ласки длились дольше и были гораздо обстоятельней. В какой-то миг даже показалось, что синеглазый норриец издевается. Я чувствовала себя ценным музыкальным инструментом, угодившим в руки коварного виртуоза! И стоны, на которые этот виртуоз меня провоцировал… черт, завтра, наверное, очень стыдно будет.
Второе проникновение боли уже не принесло, а движения, которые были то плавными и медленными, то невероятно быстрыми и жесткими, подвели к черте, за которой простирается бескрайний космос.
А потом… меня решительно в этот космос вытолкнули… И все, я потерялась. Пропала, сгинула, без остатка растворяясь в своих ощущениях!
Единственное, что осознавала в этот момент – Эмилю пришлось накрыть мои губы поцелуем, ибо я уже не стонала, а кричала, причем норовя перебудить половину замка. Но мне было плевать на остальных, здесь и сейчас я была ужасной эгоисткой.
А возвращение из космоса обернулось тяжелой, непреодолимой дремой. Я искренне пыталась вырваться из этой невероятной неги, чтобы… нет, не поговорить, а сбежать к себе на чердак. Вот только Эмиль не пустил. Он обнимал и покрывал все, до чего мог дотянуться, легкими сладкими поцелуями… И я не выдержала. Я сдалась и уснула в его постели. На алых шелковых простынях, в кольце мужских рук, с ощущением неземного счастья.
– Даша, проснись… – прошептали в ухо. И добавили тихо-тихо: – Уже утро…