Криоожог | Страница: 50

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Хм. Инстинкты подсказывают мне не выпускать ничего из рук, пока мы не поймем, с чем имеем дело. Я бы сказал: действуй, пока способен работать в одиночку, а потом оценим полученный результат. Моя рабочая гипотеза состоит в том, что подмена осуществлена преднамеренно и где-то в последние года полтора. Если мы узнаем, кто эта женщина и откуда она взялась, это может подсказать нам, кто положил ее на место Лизы Сато. — «Или не подсказать». — Тут играет большую роль, подменили ли одно замороженное тело другим или ее с самого начала заморозили вместо Сато, а в этом случае.

Ворон нахмурился.

— Полагаешь, мать Джина и Мины может быть жива и где-то скрываться? Почему же в таком случае она не дала знать о себе бедным детям?

— Зависит от того, насколько опасной может быть эта информация.

Ворон нахмурился сильней.

— Что ж, кое-что я могу вам подсказать сразу, — вмешалась медтехник Танака, нагибаясь и извлекая из мусорной корзины кусок пластиковой оболочки. Она поднесла пленку к свету. — Эту женщину не замораживали вместо той, что вы ищете, и ее заморозку вообще проводили не в последние полтора года. На ней оболочка более старого образца.

Три головы тотчас повернулись к ней.

— Насколько более старого? — поинтересовался Майлз. — И как вы их отличаете?

Танака прищурила морщинистые глаза и вздохнула:

— О господи. На этой марке оболочки рисунок сот, и такой я не видела с тех пор, как была студенткой. Как минимум лет тридцать назад, а то и все пятьдесят.

Майлз застонал.

— Получается, ее могли заморозить когда угодно в течение последних двухсот пятидесяти лет?

— Не могли: раньше на рынке были другие бренды и другой дизайн, впрочем, как и позже. А такой тип был представлен на рынке примерно лет тридцать.

— Большое спасибо, медтехник Танака, — поблагодарил Майлз. — Вот нам и отправная точка.

Его тайна, похоже, распалась на две. «Тайны размножаются прямым делением. Какой-то прогресс наоборот».

Ворон со скальпелем в руках склонился над своей бывшей пациенткой, ставшей теперь образцом для вскрытия.

* * *

Летающий фургон возвращался в консульство. Первое время все молчали. У Джина перехватило горло от разочарования. Мина, пристегнутая на среднем месте во втором ряду, сидела бледная и отсутствующая. Форлынкин вел машину вручную; лишь когда они отлетели достаточно от дома Сюзи-сан, он подключился к сети муниципального контроля и со вздохом откинулся в кресле.

Полуобернувшись, чтобы видеть одновременно Джина и Мину, он произнес:

— Простите меня за все это безобразие.

— Вы же не виноваты, — признал Джин.

Форлынкин сначала хотел что-то добавить, но передумал и ограничился простым «спасибо». Помолчав, он объяснил:

— Если бы мою дочь, как вас обоих, втянули во что-то такое, я был бы очень зол.

Джин еще не успел возразить, что скорее это они втянули консула в происходящее, как Мина радостно пискнула:

— А у вас есть дочка? Сколько ей лет? Можно она с нами поиграет?

Форлынкин поморщился.

— Анне сейчас шесть, и, наверное, ей бы понравилось играть с вами, но, боюсь, ничего не получится. Она на Эскобаре. Со своей матерью.

— А скоро они вернутся? — допытывалась Мина.

— Нет. — Форлынкин помолчал. — Мы в разводе.

При этом пугающем слове Джин и Мина одновременно поежились.

— А почему вы развелись? — полюбопытствовала Мина. Если бы Джин сидел сейчас рядом с сестрой, то пнул бы ее по ноге, чтобы она заткнулась, но, увы, с первого сиденья не дотянешься.

Форлынкин пожал плечами.

— В общем, так получилось, никто тут не виноват. Моя жена с Эскобара — я встретил ее, когда служил там в посольстве младшим секретарем. Когда мы только поженились, я думал, что оно само собой разумеется: она поедет за мною туда, куда меня переведут по службе. Но когда мне предложили повышение и перевод в барраярское посольство на Пол, у нас уже родилась Анна. И моя жена передумала. За ребенком требовался уход, а в родном мире надежно, безопасно, там живут ее родственники… Возможно, она недостаточно мне доверяла. Или дело в чем-то еще.

После паузы — Джин ждал продолжения с легким смущением, а Мина явно с глубоким интересом — Форлынкин добавил:

— Недавно моя бывшая жена снова вышла замуж. Тоже за эскобарца. Она написала мне, что ее новый муж хочет удочерить Анну. Я не знаю. Может для нее так будет лучше, чем видеть отца всего по три дня раз в три года. Трудно решить. Согласиться? — Он рассказывал это, уткнувшись взглядом себе в колени, но вдруг поднял свои проницательные голубые глаза на Джина с Миной. — А вы как считаете?

Мина поморгала и брякнула: — Я бы хотела своего настоящего папу.

Форлынкина ответ как-то не слишком обрадовал. Джин ответил осторожнее:

— Ну, тут много от чего зависит. Хороший он человек или нет.

— Предполагаю, что да. Я, правда, его еще не видел. Наверное, мне нужно взять короткий отпуск и съездить на Эскобар самому, прежде чем подписывать согласие. А может, и нет: может, мой визит только смутит Анну. Не думаю, что она до сих пор хорошо меня помнит.

— А вы не писали ей письма и не присылали подарки? — нахмурилась Мина.

— Иногда.

Джин медленно произнес:

— А вы не могли тогда сделать другой выбор, остаться с женой и не уезжать на Пол? — Где бы этот Пол ни находился. Наверное, довольно далеко от Эскобара. — Дипломат — это ведь не солдат. Разве вам не разрешили бы уйти?

Форлынкин иронично отсалютовал Джину, кончиками пальцев коснувшись лба, и Джин почувствовал себя еще неуютнее. Может, не стоило об этом спрашивать?

— Да, у меня был выбор. Тогда. Но время назад не вернуть, и этот шанс ушел безвозвратно.

Мина наморщила лоб совсем сердито:

— Говорите так, словно вы уже все выбрали.

— Выбрал, когда был моложе. Порой этот «молодой я» удивляет меня самого… — Автопилот подал сигнал, что они подлетают к консульству, и Форлынкин, к облегчению Джина, отвернулся, чтобы посадить машину.

В консульстве они первым делом зашли на кухню, где Форлынкин достал всем чего-нибудь перекусить. Потом консул пошел в кабинет на первом этаже за чем-то нужным клерку, Мина схватила Лаки и побежала наверх, а Джин вышел во дворик проведать своих животных.

Когда Джин вернулся в их общую спальню, Мина свернулась на кровати, крепко прижимая к себе кошку, точно плюшевую игрушку. Лаки терпела такое обращение без протестов, разве что раз-другой лениво дернула хвостом. Джин был уже слишком большой, чтобы устраивать себе тихий час днем, но постель казалась такой уютной! Наверное, если он попробует отобрать Лаки у сестры, та ударится в крик. Может, лучше подождать, пока она заснет? Лицо Мины было упрямым, на щеках пятна, глаза покраснели, словно она только что плакала.