Когда Элен и Морин закончили прибираться в кухне — шкафы здесь не сияли такой уж чистотой после смерти бабушки, — отец Патрика предложил сыграть в «Монополию». Он заметил коробку с игрой на одной из полок и уже потирал руки, обещая превратить всех в банкротов за какой-нибудь час.
Пока Джордж раскладывал доску для игры на столе, тщательно собирая банкноты в аккуратные пачки, Патрик спросил, нельзя ли им с Элен не участвовать в игре.
— Мы бы хотели немножко прогуляться по берегу, — сказал он, вопросительно глядя на Элен.
Та кивнула. Возможно, прогулка поможет ей разобраться в мыслях.
— Да ведь холодно, и ветер сильный, и зима еще, и ночь! — запротестовала Морин. — А твоя жена беременна!
— Уже весна, и времени всего половина девятого, — уточнил Патрик. — Не думаю, чтобы малыш стал возражать против свежего воздуха.
— К тому же я ему не жена, — добавила Элен. — В комнате тут же воцарилось неловкое молчание. — Пока не жена, — поспешила она исправить ошибку. — Я хотела сказать: только еще стану ею.
— Ну так идите. — Морин бросила на Патрика и Элен быстрый внимательный взгляд. Так смотрят на какую-нибудь стену опытные строители, ища тончайшую трещинку, которая могла бы позже причинить массу неприятностей. Но тут же взяла себя в руки и сказала: — Когда вернетесь, мы с Джорджем, может быть, попробуем сыграть в теннис при лунном свете.
— О-о, моя жена всегда так язвительна! — воскликнул Джордж. — Эй, милая, я тут нашел для тебя утюжок [5] . — Джордж показал миниатюрный утюг из набора «Монополии».
— Ты прекрасно знаешь, что я всегда выбираю линейный корабль. — Морин села во главе стола и встряхнула игральные кости в ладонях. — Вперед, Джек! Не думай, что я буду тебе поддаваться из-за какой-то сломанной косточки!
Патрик оказался прав. Ветер утих, и было очень приятно брести по пустынному берегу в куртках и шарфах. Песок все еще был оранжевым после пыльной бури, но в прохладном соленом ветре пыли не ощущалось, и оба глубоко вздохнули, прежде чем направиться к воде.
Они шли рядом, не касаясь друг друга. Элен сосредоточилась на ритме гулких звуков, что издавали набегавшие на берег волны, и на собственном дыхании.
— Итак… — наконец произнес Патрик.
— Ну да.
— Значит, вот так…
— Джек.
— Да. Я ведь думал, что это хорошо — то, что он никогда не спрашивает о Саскии! Мне и в голову не приходило, что он винит в ее уходе себя! — Голос Патрика надломился. — Бедный парнишка…
Элен давно заметила, что в моменты волнения Патрик начинает говорить почти так же, как его отец: на языке австралийцев из пятидесятых годов.
— Дети всегда воображают себя пупом Вселенной, — сказала она. — Именно поэтому они и винят себя во всем.
— Мне кажется, все эти годы он на меня злился из-за Саскии.
— Вполне возможно…
Элен вовремя поймала себя за язык. Патрик должен был сам до всего додуматься.
Они еще несколько минут шагали молча, потом Патрик тихо произнес:
— Саския действительно была ему хорошей матерью. Она… — Он умолк, вскинул голову и посмотрел на звезды, будто в поисках вдохновения. Потом сделал очень глубокий вдох и быстро заговорил, не глядя на Элен, словно они были какими-нибудь секретными агентами, которым пришлось встретиться на пляже, и у него было очень мало времени для того, чтобы передать ей важную информацию. — Когда Колин умерла, я никак не мог с этим справиться. Мне еще не доводилось испытывать такой боли, она буквально выворачивала меня наизнанку. И все думал: что это? Почему так больно? Вот и родил блестящую идею: бороться. Помню, как в голове крутилась мысль: «Я не собираюсь проходить все эти дурацкие ступени горя одну за другой, это просто чушь! Если мне больно о ней думать, так и не надо. Займусь чем-нибудь». Поэтому я и занялся собственным бизнесом. Как будто решил, что если измотаю себя физически, то смогу восстановить душевное равновесие. Ну и можешь догадаться, как это сработало. Я вкалывал, разговаривал, дышал, как робот. Но люди думали, что я отлично справляюсь. Меня даже хвалили. И в общем это походило на правду, я и в самом деле справлялся. А потом познакомился с Саскией на той конференции, и, представь, она мне понравилась; наверное, я ее даже полюбил — на особый лад, как могут любить роботы. Но она и не замечала, что я робот! Мы с ней встречались, и она мне улыбалась, а я изумлялся: Саския и в самом деле счастлива! И казалось, что это неважно, пусть все так и идет, потому что я теперь именно такой, а Джеку хорошо… Эй, поосторожнее, смотри под ноги!
Одна из волн забежала дальше других, и ее белый пенистый гребешок ринулся навстречу им. Патрик одной рукой на мгновение поднял Элен в воздух, спасая ее ботинки, а потом поставил на сухой песок.
Неожиданное ощущение тепла его тела наполнило Элен странной тоской, состраданием, желанием, как будто они вовсе не были близки, как будто она гуляла по берегу с неким недостижимым мужчиной, бывшим ей просто другом.
— Саския так страстно взялась за роль матери. Я винил в этом Колин.
— Прости, не поняла, — растерянно отозвалась Элен, но при этом в ней вспыхнула радость из-за того, что беднягу Колин хоть в чем-то винили.
— Колин была прекрасной матерью, но она уж слишком сильно метила территорию, как бы постоянно твердя: «Это мое!» Она снисходительно позволяла помочь ей, словно я был неким любимым шутом и Джек со мной просто не мог быть в безопасности. И потому, когда она умерла, я был в ужасе и думал, что не смогу вырастить этого малыша в одиночку! Буду неправильно его одевать, он замерзнет или вспотеет, и я не сумею правильно его кормить или буду покупать не те детские кремы и подгузники, ну и так далее. Я ни о чем не имел представления, так что Джеком занимались моя мать и мать Колин, а они были еще хуже. Словно ни один мужчина в мире не способен поменять подгузники. А потом я встретил Саскию, и она была явно бесконечно рада занять место Колин, изображать из себя мамочку, и я ей это позволил. Я просто отошел в сторону и позволил ей это. Джек ее любил, а она любила его. Я не должен был так поступать. — Патрик наконец посмотрел на Элен. — Хотя я и не знаю… Может, теперь, с тобой, я снова делаю то же самое, позволяя тебе готовить для Джека школьные обеды.
— Мне нравится готовить ему обеды, — осторожно произнесла Элен.
Она постоянно ощущала присутствие всех тех женщин в жизни Джека — бабушек, Колин, Саскии. Они как будто толпились вокруг нее, недовольно покачивали головами, глядя на Патрика, и обменивались чисто женскими понимающими взглядами, думая явно одно и то же: «Ты ему делаешь сэндвичи на белом хлебе!»
— Ну… — продолжил Патрик, — наверное, на этот раз я все-таки пытаюсь найти какое-то равновесие. Я не просто отдаю сына и говорю: «Вот он, присматривай за ним». И когда наш малыш родится, я хочу во всем участвовать, ладно? С самого начала.