Поначалу Элен показалась мне немножко ханжой, но, думаю, она действительно хороший человек — в том самом, весьма старомодном смысле этого слова. Она желает всему миру только добра. А в этом мы с тобой, Патрик, вроде как неполноценны, а? Мы ведь не желаем добра другим, правда?
Рядом с ней я чувствую себя фальшивкой, и не по той причине, что кажется очевидной. Если бы я встретилась с ней в своем настоящем облике, под своим именем, я бы все равно постоянно осознавала разницу между нами.
Патрик, я вполне понимаю, почему ты можешь думать, что любишь ее. Действительно понимаю. Ведь я и сама немножко люблю ее.
Был когда-то и наш с тобой первый канун Рождества, когда мы заснули на спине, как будто загорали; мы держались за руки, а на наших губах оставался чудесный вкус клубники после того потрясающего ликера, что подарил нам Стинки. Вентилятор на потолке лениво вращался, и сама комната как будто чуть-чуть покачивалась, и помню, как я думала, что мы с тобой похожи на двоих детишек, плывущих на плоту вниз по волшебной реке.
Та ночь действительно была. Мне плевать, насколько нежна или чистосердечна Элен, но та ночь случилась. Наша ночь.
Тогда Элен даже не существовала.
Помнишь, как однажды мы столкнулись с Кэмерон Диас? Вот так же должно было произойти и с Элен. Мы должны были столкнуться с ней на каком-нибудь ужине, а потом, возвращаясь домой, могли бы поговорить о том, как она мила и какое это интересное и загадочное дело — гипноз, а к тому времени, когда бы мы добрались до дома, мы бы уже забыли о ней.
Она чрезвычайно мила, Патрик, но она вроде Кэмерон Диас. Она не предназначена для того, чтобы стать реальной участницей нашей жизни. Она к нам не имеет никакого отношения.
* * *
Элен с Патриком ехали к дому ее матери. За рулем сидел Патрик. Он был из тех мужчин, которые автоматически воспринимают вождение как свое дело, а Элен это не слишком нравилось. Она чересчур нервный водитель. И, кроме того, она помнила, как Джон всегда тщательно, поровну делил с ней место за рулем. «Теперь твоя очередь», — говорил он, передавая ей ключи, а потом вздыхал, фыркал и всю дорогу делал замечания по поводу ее стиля вождения.
— Так что, твоя мать ни с кем не встречалась после исчезновения отца? Боже! Да здесь просто безумное движение! — Патрик нажал на тормоз, машина дернулась. — Извини.
Он явно нервничал. И Элен весьма сожалела о том, что не может его утешить какими-нибудь словами вроде: «Ой, да моя мать будет в восторге от тебя!»
Анна, скорее всего, не придет в восторг от Патрика. Из всех прежних приятелей Элен матери больше прочих нравился Джон, с его остроумными и ядовитыми замечаниями. Конечно, он ей нравился. Джон нанес самый серьезный урон чувству собственного достоинства Элен: он был тем, кого она любила, но кто на самом деле не полюбил ее в ответ.
Если бы только у Элен была одна из тех милых, слегка полноватых болтливых мам, которые имеют весьма смутное представление о политике и бизнесе и вообще обо всем, что находится за пределами их домашней реальности. Если бы у нее был седовласый, вооруженный очками отец, который мог бы тепло пожать руку Патрику и задать ему несколько чисто мужских вопросов о его работе, в то время как милая мама хлопотала бы вокруг, пытаясь уговорить «парнишку» съесть еще один кусочек сдобной ватрушки.
Но ничего даже отдаленно похожего у нее не имелось.
— У мамы было несколько довольно продолжительных романов за все эти годы, — сказала она Патрику. — Но сейчас никого нет.
— А твой отец… Он что, просто… отсутствует?
— Он никогда и не присутствовал. — Элен немного помолчала, чувствуя легкий всплеск раздражения. — Я уже говорила об этом.
Элен рассказала Патрику историю своей семьи через несколько недель после того, как они начали встречаться. За многие годы она уже научилась излагать эту историю так, что та выглядела как идеальный застольный анекдот. Немножко необычный, интересный и личный, но личный ровно настолько, чтобы не вызывать у гостей стеснительных эмоций и не заставлять их неловко ерзать на стульях.
Она традиционно начинала одними и теми же словами: «Моя мать всегда была женщиной, опережавшей свое время». Потом объясняла, что однажды утром, первого января 1971 года, чрезвычайно практичная доктор Анна О’Фаррел приняла новогоднее решение: стать матерью-одиночкой. Она была успешной и независимой женщиной слегка за тридцать и не особо желала выходить замуж, но, как ни странно, хотела иметь ребенка. И с помощью двух своих ближайших подруг составила список потенциальных кандидатов в отцы, учтя все их положительные и отрицательные стороны: уровень образованности, материальное положение и особенности личности.
Анна сохранила эти листы и отдала их Элен, когда та была еще подростком. Ее «отцом» был один из списка, с пометкой напротив фамилии «85 %», обведенной кружочком. Высочайшая оценка, потому что возле фамилии другого претендента стояло «10 %».
Положительными качествами ее отца были «высокий уровень образования» (он был хирургом, Анна познакомилась с ним в университете), «хорошие зубы», «маленькие уши» (мать Элен питала отвращение к большим оттопыренным ушам), «отличная кожа», «отсутствие в роду сердечных заболеваний, диабета или склонности к простудам», а также «прекрасные социальные навыки».
К отрицательным моментам относились «слабое зрение» (он носил очки), «склонность к спиритуализму», «мать, гадающая на картах Таро», «странноватое чувство юмора» и «постоянное желание жениться».
В последние годы Элен начала то и дело задумываться над пунктом «постоянное желание жениться». Она не знала, то ли весь мир становился более нравственным — ну, нечто вроде возрастающего уровня глобальной стыдливости, — то ли просто ее ближайшее окружение становилось все более консервативным.
Однако склонность ее отца к женитьбе явно не превратилась в препятствие. Его легко было соблазнить, и не однажды, но именно такое количество раз, какое было необходимо для зачатия, в нужные дни до и после овуляции.
— В конце концов все получилось, — пояснила мать.
Дело было сделано. Работа проведена не напрасно. А «отец» Элен два месяца спустя женился и переехал в Великобританию, так и не узнав о существовании дочери.
— А что, если мне захочется поехать туда и найти своего отца? — спросила Элен у матери, когда проходила через самый бурный, бунтарский, хотя и короткий период подростковых проблем, и даже сама содрогнулась от звука незнакомого, почти сексуального слова, сорвавшегося с ее губ, — «отец».
— Я не кинусь тебя отговаривать. — Анна даже не подняла глаз от газеты, которую читала в тот момент. — Но это было бы очень грубо и жестоко по отношению к его жене.
Конечно же, Элен никогда бы не стала сознательно совершать грубого или жестокого поступка, да и сама мысль о реальной встрече с этим мужчиной средних лет наполняла ее смущением. Отцы ее подруг были большими и волосатыми и обладали низкими голосами, иногда бывали забавными, но чаще скучными и в общем почему-то не имели отношения к реальной жизни подростков.