Я ощутила странное чувство покоя, как будто имела все права находиться в этом доме. Как будто я была Элен. Патрик с Джеком куда-то ушли, и я решила их удивить свежими бисквитами, как делала это, когда Джек был совсем еще малышом и они с отцом отправлялись на прогулку в парк. В голове родился яркий образ: вот они возвращаются домой, раздается скрежет ключа в замочной скважине, потом топот ног Джека в коридоре.
Кухня Элен во многом напоминала кухню моей матери. Может быть, именно поэтому я и ощущала себя здесь уютно не в соответствии с моментом. Я словно очутилась в доме своего детства. Вспоминались те дни, когда я была еще девочкой, стояла на стуле в кухне, в одном из маминых фартуков, и помогала ей готовить. И я всегда представляла, как когда-нибудь буду точно так же учить собственную дочурку.
Я ведь и на самом деле этим занималась с Джеком, вот разве что не трудилась повязывать на него фартук и не ставила его на стул. Просто позволяла ему сидеть прямо на кухонной стойке рядом со мной. Ему это очень нравилось. Вечно у него волосы были перепачканы мукой, пальцы измазаны чем-то липким, а в тесто попадала яичная скорлупа. Однажды я разрешила ему взять миксер, а Джек его поднял из миски и забрызгал всю кухню тестом для печенья.
Как я смогу что-то объяснить, если они вернутся домой рано?
Понимаю, что это выглядит странно, но я не в силах выдержать того, что не участвую в их жизни. А что, если бы я могла тоже переехать сюда? Я ведь могла бы просто тихонько сидеть где-нибудь в углу и наблюдать за вами. Да, кстати, как вы провели день в горах? Кто-нибудь хочет бисквитов?
Они не вернулись раньше времени, но вот кто-то все же явился.
Я как раз доставала бисквиты из духовки, когда зазвонил дверной звонок. Я буквально подпрыгнула на месте. И в тот же миг почувствовала себя ужасно виноватой. Я ведь не совсем еще сошла с ума и понимаю, что не полагается входить в чужой дом и приниматься за выпечку бисквитов.
Звонок умолк, но кто-то принялся стучать в парадную дверь.
Первая мысль была, что это Патрик, потому что грохот чем-то напоминал его гневный тон при последней встрече, но это, конечно, лишено всякого смысла — Патрик мог бы просто войти в дом.
Или это, может быть, полиция. Кто-нибудь увидел, как я доставала ключ, и вызвал полицейских. Возможно, какие-то друзья-соседи. Элен из тех, кто дружит с людьми по соседству.
Я поставила поднос и неслышно прошла по коридору, мимо коробок Патрика, сваленных в неопрятную кучу. Бедная Элен. Теперь в ее доме уже не ощущалось прежней чистой духовности, ее заглушили пыльные коробки. Я с интересом подумала, не преисполнилась ли Элен ненависти к этому хламу? Или она выше столь земных проблем? Ну, насколько я знаю Патрика, эти коробки еще долго будут здесь стоять.
Я осторожно выглянула в узкое окошко рядом с парадной дверью и увидела какого-то мужчину. Он засунул руки в карманы брюк и выпятил подбородок, будто готовясь к какой-то схватке. Ему было явно за сорок. И что-то было в его внешности. Что-то высшего класса, что-то, говорившее о деньгах. Может быть, это костюм, или чуть длинноватые, тщательно уложенные волосы, или просто то, как он стоял, широко расставив ноги, словно был тут главным.
Меня охватило любопытство.
Кто это?
Какой-то клиент, нуждающийся в сеансе гипноза?
Или бывший возлюбленный Элен? Но он как будто не в ее вкусе.
Впрочем, уверена, что и Патрик тоже не в ее вкусе: он уж слишком ординарен и традиционен, стопроцентный средний мужчина. Ей бы найти какого-нибудь бледнолицего поэта, а мне вернуть моего крепкого простого геодезиста.
Любовник? А что, если Патрик вовсе и не отец ее ребенка? О, это было бы идеально! Может ли оказаться вот этот по-настоящему рассерженный с виду мужчина причиной разрыва?
Я открыла дверь.
Забавно, что люди называют гипнотерапию веянием нового века. Иероглифы, обнаруженные в гробницах, говорят о том, что египтяне пользовались гипнозом по крайней мере за три тысячи лет до Рождества Христова.
Цитата из курса гипнотерапии Элен О’Фаррел в Интернете
— Маделайн, да ты послушай! — Джулия коснулась руки Маделайн, и Элен заметила, как та слегка дернулась.
Был вечер среды, и они втроем сидели за столиком битком набитого тайского ресторана, перед тем как пойти в кино. Они устроились в крошечной кабинке. Фильм начинался в девять вечера, а была уже половина восьмого, но им только-только принесли меню. Похоже, они могли опоздать к началу сеанса, и это сердило Маделайн, а Джулия ничуть из-за этого не беспокоилась, поскольку была куда более беспечной и легкомысленной, чем Маделайн.
Джулия и Маделайн между собой не дружили, они лишь делали вид, что приятельствуют, — ради Элен. А Элен, как их общая подруга, обычно старалась встречаться с ними по отдельности. В этот раз она просто знала, что обеим хочется посмотреть новый фильм с Джорджем Клуни, так что ей показалось глупым не пригласить сразу и Джулию, и Маделайн.
Но теперь Элен мысленно делала для себя заметку никогда больше такого не повторять. Джулии, похоже, постоянно хотелось напомнить Маделайн, что она гораздо дольше знает Элен, а потому то и дело вспоминала какие-нибудь истории из их школьных дней, говорила о каких-нибудь старых друзьях и вообще вела себя немножко по-детски. Маделайн же отказывалась принимать участие в игре «уж я-то и есть самая лучшая подруга Элен» и вместо этого взяла на себя роль настоящей матери, единственной в их компании. Она сидела с немного рассеянным видом, точно постоянно прислушивалась, боясь услыхать детский плач. Маделайн носила своего второго ребенка уже восемь месяцев, так что выглядела немного хуже обычного и постоянно держала одну ладонь прижатой к животу. Теперь, когда Элен тоже была беременна, Маделайн получила явные преимущества над Джулией и не преминула использовать их в полной мере, то и дело переводя разговор на детей.
Джулия, единственная среди них, кому можно было пить спиртное, одолела уже полбутылки вина. Она изо всех сил старалась вставить в разговор что-нибудь относительно собственного замечательного свободного существования, которому не мешают дети, и идущей в гору карьеры.
Элен хотелось схватить их обеих за плечи, встряхнуть и сказать: «Эй, расслабьтесь!»
— Что? — спросила Маделайн, осторожно отодвигая свою руку от руки Джулии.
Она была из тех, кто не любит прикосновений. А Джулия, заметив это, постоянно касалась руки Маделайн, да еще и нарочито целовала ее, когда они встречались втроем.
— Эта ее преследовательница оставила у нее под дверью свеженькие бисквиты. И что, разве Элен тут же выбросила их в мусорный бак и позвонила в полицию, как сделал бы любой нормальный, разумный человек? — сказала Джулия. — Нет, она заварила себе чай и съела эти бисквиты!
— Надеюсь, в них не было орехов? — спросила Маделайн. — Тебе следует избегать арахиса, пока ты носишь ребенка, ты это знаешь?