— Можно ведь просто попробовать… — осторожно говорит Анжела.
Люси все еще сомневается.
— Ты думаешь, Ив действительно будет против?
— Не знаю.
— Так в чем проблема?
Люси неопределенно машет рукой, Анжела продолжает настаивать.
— Что ему может не понравиться? То, что у тебя будут короткие волосы, или то, что нас будет невозможно различить?
— И то и другое, конечно.
— Спроси его, и ты будешь знать наверняка.
— Неудачное решение!
— Почему?
— Потому что, если он откажет, я уже ничего не смогу сделать.
— Но почему же он должен отказать?
— Нет, безусловно, он не сможет мне запретить. Он же не дурак. Конечно, Ив предоставит выбор мне самой. Но, с другой стороны, я все-таки должна ему нравиться. Прежде всего ему.
— Прежде всего ты должна нравиться самой себе.
— Я нравлюсь себе, когда нравлюсь ему.
— Ну, раз так, тогда конечно… Тогда и говорить не о чем.
Люси молчит. Подойдя к сестре, она пытается соорудить из ее волос прическу, о которой думает, и с восторгом смотрит на то, что получилось.
— Ладно, неважно. Все равно это красиво. Посмотри, я имела в виду что-то в этом роде, даже еще короче.
Анжела смотрит в зеркало, улыбается.
— Ты права, совсем не плохо. Ну, мне-то уж никто не помешает так постричься. Осталось найти хорошего мастера.
— У меня хороший парикмахер. Если хочешь, я запишу тебя.
Анжела настойчиво смотрит на сестру и улыбается:
— Нас.
Люси некоторое время ничего не отвечает, глядя прямо перед собой. Потом улыбается в ответ:
— Хорошо, я запишу нас.
Казалось, события развивались согласно какому-то дьявольскому замыслу. Поначалу все происходило как бы исподволь, само собой, но через некоторое время будто стал складываться самостоятельный сценарий со своей собственной логикой, никому не доступной и не подвластной. Анжела изо всех сил старалась не придавать этому никакого значения, но Идея постоянно пробиралась в ее мысли, словно гнусное, зловонное животное, которое присасывается ко всему, что попадается на пути — к мечтам, надеждам, желаниям, планам. Ее душу словно разъедал рак. Сначала яростно, потом в полном отчаянии она пыталась раздавить мерзкую тварь пятой рассудка.
Безуспешно. Ничего не помогало.
Иногда Анжела вдруг замечала, что лихорадочно выстраивает интригу, достойную Макиавелли, чтобы добиться осуществления своего заветного желания — самого безумного, совершенно недостижимого. Механизм заработал помимо ее воли, и она, напуганная происходящим, решила: пусть все идет как идет. Втайне Анжела надеялась, что когда Идея окончательно созреет, то оставит ее в покое и не потребует от нее никаких действий, как яркое видение, фантазия, пережитая во сне, не требуют воплощения в реальной жизни.
Все началось в парикмахерской. Они все-таки сделали это. Сидя под сушильными колпаками, они смеялись, как девчонки, которые собираются подшутить над родителями. Дабы быть совершенно уверенными в безупречном сходстве, они попросили, чтобы их стриг один и тот же мастер — по очереди. Сначала Анжелу, чтобы у Люси было время еще раз как следует обдумать принятое решение. Когда Люси увидела стрижку Анжелы, последние сомнения рассеялись, и она села в кресло, с которого минуту назад поднялась ее сестра.
Через полчаса никто бы уже не смог сказать, кто из них кто.
В этот самый момент Идея впервые посетила Анжелу. Безумная Идея, настолько чудовищная, что та даже не приняла ее всерьез, — просто посмеялась про себя, и ее внимание полностью переключилось на новую стрижку. Перемена ей безумно нравилась! Анжела даже не подозревала, что может так выглядеть — женственно, но не надменно, соблазнительно, но не глупо, оригинально, но не чудаковато. Она сохранила свою индивидуальность и в то же время в ней открылось что-то новое. Нет, решительно, это ей нравилось!
Люси чувствовала то же самое. Она словно заново родилась. Люси, сестра Анжелы. Сестра-близнец. Точная копия и в то же время оригинал. Это было так ново!
Сестры вернулись к Люси, не сводя друг с друга глаз, восхищаясь новой прической. Зеркало больше не требовалось. Когда они вошли в гостиную, Венди встретила их растерянным мяуканьем. Кошка спала, растянувшись на диване, и внезапный приход сестер потревожил ее. Широко раскрыв глаза, она смотрела на Анжелу и Люси, переводя взгляд с одной на другую, и выглядела очень удивленной. Ее живот вырос еще больше. Анжела не удержалась и спросила:
— Когда должны родиться котята?
— Думаю, недели через две, — ответила Люси.
— Ты так и не решила, что будешь с ними делать?
— Нет. То есть да. Я говорила со своим врачом и купила бутылочку хлороформа. Это действует более надежно, чем эфир. Я буду уверена, что все в порядке, а они ничего не почувствуют.
Анжела ничего не ответила.
— Боже мой, — прошептала Люси, глядя на свою фотографию на каминной полке. Там она была с прежней стрижкой. — Что скажет Ив?! А дети? Надеюсь, они меня узнают. Только бы им понравилось!
— Ты их не предупредила?
— Я только сказала, что вечером их ждет сюрприз, и они должны хорошо себя вести.
— Они будут в восторге!
Анжела подошла к камину, чтобы рассмотреть фотографии. Она взяла ту, на которой Ив и Люси были запечатлены в день свадьбы, и стала внимательно вглядываться в их радостные лица. Люси в подвенечном платье была великолепна. Десять лет назад, вся сияя, она улыбалась в объектив. Ее лицо на снимке — словно открытая книга: видно, что она совершенно счастлива. Люси склонила голову на плечо Ива, который стоял, гордо расправив плечи, и нежно обнимал жену за талию. Боже, как он красив! Как оба они прекрасны и влюблены!
— Как много я упустила в жизни, — прошептала Анжела.
Люси снова насторожилась. Ей очень не нравились намеки сестры, и в то же время она прекрасно сознавала, что все эти годы была любимицей судьбы, чего никак нельзя сказать об Анжеле. Ее пугало, что сестра все время сравнивает себя с ней. Это постоянно слышалось в ее вроде бы незначительных, но горьких замечаниях, хотя она и убеждала Люси в том, что это не так.
— Упустила? Что ты имеешь в виду?
— Все это, — задумчиво ответила Анжела. — Твою свадьбу, рождение твоих детей, все эти важные моменты, которые обычно делят с близкими.
— А, вот ты о чем.
Люси вздохнула с облегчением. Ей было показалось, что Анжела говорила о собственной жизни, в которой не было ни мужчины, ни детей, что она снова сравнивает их жизни и с горечью подсчитывает свои неудачи.