По всем каналам некуда деваться от придурков-юмористов. Такое чувство, что вся страна сидит перед экранами и ржет над шутками, которые юмором назвать нельзя.
Впрочем, начальница департамента продресурсов, выступающая на областном телевидении 8 января, – это тоже явный перебор. Я ее, конечно, уважаю, и говорила она дело, но 8 января способность народонаселения воспринимать дельную информацию была явно переоценена.
Во-вторых, с погодой на праздники тоже не подфартило. Плюс один градус – это как-то не по-новогоднему. В общем, небесная канцелярия все настроение испортила.
В-главных, наступивший год явно дал понять, что с заменой одной циферки из четырех ничего в жизни не изменилось. И не изменится. Будут гибнуть друзья, будут и дальше гадить враги. Старые проблемы будут уходить, чтобы дать место новым. Праздники, подаренные правительством, кончатся, а трудности, созданные тем же правительством, останутся.
И ни новогодняя елка, ни скидки в магазинах, ни светящиеся деревья, ни плохая погода, ни скучное телевидение не имеют в жизни абсолютно никакого значения. И Собака, которая 29 января придет на смену Петуху, тоже ничего не изменит. И это главный вывод, который можно было сделать за десять дней нового года.
Инесса Перцева, газета «Курьер»
Плачь вместе с кем-то. Это лечит лучше, чем плач в одиночестве.
Регина Бретт
Первый январский номер газеты снова принес Инне славу и почет. Самоубийству прокурора Горохова была отведена первая полоса плюс разворот, редактор возносил хвалу небесам за то, что именно под его началом трудится лучший журналист области, а может, и всей России, подруга Настя Романова, успевшая за праздники спустить все деньги, бурно завидовала будущим Инниным гонорарам, а Генка Дубов вовсе спал с лица.
Но Инну одинаково мало трогали и редакторская похвала, и Настино брюзжание, и Генкина злоба. Она чувствовала себя так, словно позади были не десять выходных, а месяц тяжелой работы вахтовым методом.
Обычно жадная именно до новых впечатлений, Инна чувствовала себя уставшей от обилия событий. Новость про Глебушку Карманова, знакомство с Манойловыми, рождественская поездка в «Николаевский клуб», самоубийство Горохова и нелепый случай с черной машиной наслаивались друг на друга, буравили мозг, не давая спать по ночам.
Вдобавок Инне было совестно, что она не сдержала данное Светлане Николаевне обещание, поэтому через пару дней после выхода на работу она, заручившись поддержкой следователя Мехова, отправилась в изолятор временного содержания, чтобы встретиться с Глебушкой.
Как и следовало ожидать, ничего, кроме неприятного осадка, эта встреча не принесла. Глебушка Инну не помнил, а потому держался настороженно. Встрепенулся, когда она сказала, что пришла по просьбе его матери. И снова сник.
Все события того страшного дня, по его словам, абсолютно стерлись из памяти. Парень не мог сказать, как к нему попало ружье отца, не знал, договаривались ли они встретиться, твердил, что не кололся, и понятия не имел, как оказался под кайфом.
Инна не могла понять, притворяется он или правда пал жертвой амнезии, так часто встречающейся у наркоманов со стажем. Из изолятора она вышла с убеждением, что в отца стрелял именно Глеб. Словно почувствовав это убеждение, в последние десять минут разговора Глебушка совсем замкнулся, перестал отвечать на ее вопросы, лишь раскачивался на стуле и смотрел в пол.
Вдоль похудевшего лица свисали немытые длинные патлы, на шее завивающиеся трогательными детскими колечками. На миг Инна вспомнила его маленького, и тут Глебушка поднял голову и посмотрел на нее печальными глазами Маленького принца, который вдруг не вовремя вырос. «Я не верю, что это я убил папу, – сказал он. – Ничего не помню, ничего не могу доказать. Но я в это не верю».
«Надо посоветовать Светлане Николаевне нанять хорошего адвоката, – думала Инна по пути от тюремных ворот до машины. – С деньгами я помогу. Господи, как парня-то жалко! И ведь классический случай, когда человек сам виноват, а жалко все равно. До слез, до головокружения. Если адвокат будет хороший, то, может, удастся припаять состояние аффекта или еще какую невменяемость. Решено, позвоню Малвансу и договорюсь».
Эдгар Малванс был самым дорогим адвокатом в городе. Именно он защищал бывшего губернатора, когда тот попал в историю с растратой бюджетных средств, и сделал все, чтобы махинатор и вор вышел на свободу. Поговаривали, что Малванс не гнушается работой на бандитов, которые в результате его усилий всегда выходят сухими из воды. Гонорары он брал просто астрономические, но в данном случае дело того стоило.
Чтобы не откладывать, она заехала на работу, где лежала записная книжка с телефонами, и набрала нужный номер. Малванс назначил встречу через час, внимательно выслушал Иннин рассказ, уточнил некоторые детали, спросил, кто ведет дело, записал телефон Светланы Николаевны Кармановой, озвучил гонорар в восемь тысяч долларов, получил заверения, что они будут выплачены, и распрощался.
Впрочем, как оказалось, ненадолго. Дело свое Малванс знал и гонорары отрабатывал честно. В тот же вечер он встретился с матерью Глеба, после чего, слегка озабоченный, позвонил Инне.
– Голубушка моя, Инна Сергеевна, – рокотал в трубке хорошо поставленный баритон. – Помощь мне ваша нужна. Я спросил у матушки моего подзащитного, была ли у ее сына девушка. И она меня всячески уверяла, что нет, не было. Я позволил себе с ней не соглашаться до тех пор, пока разговор наш не зашел в тупик. Теперь мне надо, чтобы вы с ней переговорили, но не напролом. С заходом от печки, если вы понимаете, о чем я…
– А почему вы так уверены, что девушка была? – спросила Инна. – Ему-то и сейчас семнадцать лет всего, Глебу. А он еще почти год от наркотиков лечился, а до этого кололся. Когда ему было девушек-то заводить?
– Инна Сергеевна, поверьте мне, старику, – тут Инна усмехнулась. Все знали, что 53‑летний Малванс обожает притворяться старым и больным, несмотря на то что год назад у него родился сын. – Поверьте, что девушка у него была обязательно. И именно она может знать что-то, что нам поможет. Так что поговорить с ней необходимо, а для этого ее надо найти. И тут ваш репортерский талант окажет нам неоценимую услугу.
«Против таланта не попрешь», – мрачно подумала Инна и утром следующего дня поехала в гости к Светлане Николаевне.
Квартира на Лермонтова показалась ей еще более унылой, а Карманова – еще более похудевшей. На лице женщины лежали глубокие тени, серые по щекам и сгущающиеся коричневыми пятнами вокруг глаз. Уголки тонких, почти втянутых внутрь губ были скорбно опущены вниз. На всем облике Светланы Николаевны лежала печать неизбывного горя. Она провела Инну на кухню, но чаю не предложила.
– Я украшения свои хочу продать, – помолчав, сказала Карманова. – В ломбарде за них совсем мало могут дать. Не знаешь, куда их лучше сдать, чтобы на адвоката хватило?