– Какие украшения?
– У меня в молодости много побрякушек было. Неужто не помнишь? Ты ж, когда к нам в библиотеку приходила, все с них глаз не сводила.
Инна вспомнила массивные кулоны, кольца и браслеты с рубинами и изумрудами, на которые действительно, как зачарованная, смотрела маленькой девочкой. Сейчас она смутно представляла себе их настоящую стоимость, понимая, впрочем, что в ломбарде всю эту красоту могли оценить только по цене лома.
– У меня знакомый ювелир есть, – кивнула она. – Самый лучший в городе. Он очень старенький, но жутко знаменитый. Его зовут Соломон Яковлевич Бернштейн, но для посвященных он царь Соломон. Вы не волнуйтесь, он ваши драгоценности оценит по максимуму. Я гарантирую.
– Спасибо, деточка, – тени на лице Светланы Николаевны на минуту шевельнулись и тут же легли обратно. – У меня денег совсем нет. Алеша нам и раньше немного давал, а после того, как Глебушке клинику оплатил, и вовсе сказал: «Живите как хотите». Мы не просили у него после этого. Глебу стыдно было перед отцом, а я… – она не договорила, горько махнув рукой. – Денег от продажи украшений все равно, конечно, не хватит, но я квартиру продам. Как думаешь, сколько эта квартира стоит?
– Ничего продавать не надо, – решительно оборвала ее Инна. – Если Глеб невиновен, то ему после отца наследство полагается. А если виновен…
– Нет никакого «если»! – от негодования тени на щеках Светланы Николаевны метнулись, спрятались за уши, она даже порозовела. – Мой мальчик невиновен, и адвокат это докажет! А если нет, то мне никакая квартира не нужна.
– Хорошо, Светлана Николаевна. Об этом мы поговорим позже. Я оценю ваши драгоценности, и мы посмотрим, сколько не хватает. Если что, я добавлю. Я вас о другом хочу спросить. Друзья у Глеба были?
– Были, – Карманова говорила медленно, будто нехотя. – Были одноклассники, мальчишки во дворе, все, как у всех. Когда Алеша от нас ушел, Глебушка замкнулся в себе, с друзьями вообще общаться перестал, в школу ходил из-под палки. Очень переживал, что над ним смеяться будут.
– Из-за чего смеяться? – не поняла Инна.
– Ну, из-за того, что его отец бросил. Глебушка же это именно так воспринял – что Алеша от него ушел, а не от меня. Букой дома сидел, часто плакал. А потом – как подменили его, стал из дома уходить, со шпаной связался. В той компании много безотцовщины было, там он был как все. Не боялся, что засмеют. А кончилось все наркотиками. Вот ведь какое дело… Но ты знаешь, деточка, он, когда из клиники вернулся, такой просветленный был! Говорит: «Я, мама, больше никогда колоться не буду. Ты не переживай. Зато через мою болезнь ко мне отец вернулся». Алеша же к нему в клинику ездил. Ругался, конечно, нотации читал, но Глебушка в этом видел интерес и поэтому даже радовался, что отец его ругает. Раз ругает, значит, не все равно, значит, любит. Это ему так Катя говорила.
– Какая Катя?
– Ну, у него знакомая была, девочка Катя. Из параллельного класса вроде. Они книжками обменивались, оба читать любили. Могли часами по телефону Кафку обсуждать, Павича. Он в этих разговорах как оттаивал. Когда с Глебушкой несчастье случилось, это же она первая заметила, что он колется. Она и мне рассказала. Сидела на нашей кухне, вон, где ты сейчас. И говорила, чтобы я у него ноги посмотрела. Глебушка в ноги кололся, чтобы незаметно было.
– Так что же вы про эту Катю Эдгару Робертовичу не сказали? – укоризненно спросила Инна.
– Да ведь он про его девушку спрашивал, а Катя – вовсе не его девушка. У них ничего такого никогда не было. Просто дружба и общий интерес к литературе. Глебушка, когда узнал, что это Катя мне про наркотики рассказала, кричал на нее по телефону, мол, зачем она не в свое дело влезла… Но когда он в клинике лежал, Катя ему писала. Это я точно знаю. Писала, просила с отцом помириться, поддерживала…
– А когда Глеб вернулся, они общались?
– Нет, они не могли общаться. Катя-то в институт поступила в Москву. Сейчас в Москве и живет.
– А письма? Письмами они продолжали обмениваться?
– По почте никаких писем не приходило, и чтобы Глебушка что-то писал, я тоже не видела.
– Так, может, они по электронке общались? – Инна вскинулась, готовая бежать в соседнюю комнату. – Покажите мне его компьютер. Можно я электронку проверю?
– Так не было у него компьютера, – Светлана Николаевна жалобно посмотрела на Инну. – Я же говорю, что Алеша его строго держал после этой истории с клиникой. Глебушка в интернет-кафе ходил иногда. И к отцу на работу. А дома не было у нас компьютера.
– Ладно, Светлана Николаевна, Катю эту мы обязательно найдем. Раз Глеб с ней так откровенен был, что переживаниями про отца делился, так, может, она и сейчас что-то знает.
Откладывать дело в долгий ящик стремительная по натуре Инна не любила. Попросив налить ей чаю – Карманова тут же бросилась извиняться за то, что плохо принимает гостью, – она набрала мобильный номер капитана Бунина. Выслушав историю про Катю, он недовольно крякнул:
– Вот куда тебя опять несет, Перцева? Снова в детектива поиграть захотелось?
– Вань, эта девушка может помочь следствию, – голос Инны был сладок как патока. – И поискать ее не я придумала, а Малванс.
– Угу, Малванс! Спасибо тебе, подруга, что в качестве адвоката у нас именно он под ногами путаться будет! А что касается этой Кати, то тут вы правы, дамочка эта вполне может пригодиться. Спроси там у Кармановой, в какое интернет-кафе ее сокровище шастало.
Местонахождение кафе мать Глеба, к счастью, знала. Поэтому, получив от Бунина заверения, что про найденную Катю он ей обязательно расскажет, Инна допила чай, забрала у Светланы Николаевны шкатулку с украшениями, раздобыла у своего друга Игоря Стрелецкого телефон ювелира Соломона и распрощалась.
Соломон Бернштейн назначил ей встречу ровно в полдень. Опаздывать Инна не любила, тем более что старик-ювелир мог и обидеться на подобную непунктуальность. Выйдя из подъезда, Инна на минутку остановилась на пороге, чтобы надеть кожаные перчатки. Других она не признавала даже в мороз. Сделав шаг с крыльца, она обнаружила, что, натягивая тонкую лайку, выронила ключи от машины, шагнула назад и замешкалась, ковыряясь в снежной каше крыльца.
Именно это и спасло ей жизнь. Ледяная глыба, сорвавшаяся с крыши девятиэтажного дома, с шумом обрушилась на козырек подъезда, отскочила от него и упала на землю ровно в том месте, где за секунду до этого стояла Инна.
Победа Бастинды?
На днях мы с подругой помогли попасть к врачу приехавшей из глубинки женщине, которую наотрез отказывались принимать без предварительной записи.
Мы куда надо позвонили, кого надо попросили, и женщину, которая уже оплакивала пустую поездку за 600 километров от дома за 700 рублей, имеющих весьма важное значение при пенсии в четыре тысячи, все-таки принял врач-онколог.
Нам с подругой было приятно, что мы сделали доброе дело. Хотелось дурачиться и праздновать победу.