От размышлений ее отвлекла идущая навстречу красивая женщина примерно ее лет. На дорожке санаторного парка Инна встречала ее уже второй раз. Внешностью женщина напоминала молодую Катрин Денев. Ее лицо было не просто красиво, а благородно и породисто. Черные волосы завязаны в сложный элегантный узел. Гордую голову несла длинная изящная шея. Глаза незнакомки были печальны и строги. Это Инна заметила еще в первую встречу.
Сейчас, коротко кивнув и дав тем самым понять, что она ее тоже помнит, незнакомка прошла мимо, задев Инну полой развевающейся шубки из платиновой норки, и скрылась в стоящем в некотором отдалении коттедже.
У журналистки Инессы Перцевой было одно тайное увлечение. Вернее, не совсем тайное. О нем, к примеру, знала ее любимая подруга Алиса, которая увлекалась тем же самым – придумывала жизнь других людей. Совершенно случайно открыв друг в друге эту особенность, подружки даже периодически состязались, выбирая общий объект для своих фантазий и делясь потом придуманными историями.
Вот и теперь Инна отвлеклась от мыслей о Коленьке и начала «рисовать жизнь» незнакомки. Наверное, она жена героического спасателя, который после травмы, полученной при спасении какого-то человека, лежит в этом санатории, а она ездит его проведать. Травма, конечно, опасная, поэтому и лицо у женщины такое печальное. Инна в деталях представила себе, как незнакомка получает известие о несчастье, приключившемся с мужем, как бледнеет ее лицо, расширяются в ужасе глаза, как в немом крике приоткрывается рот, как она зажимает его руками, чтобы крик не вырвался наружу, не испугал детей. Их у красавицы и ее мужа двое – мальчик и девочка. И теперь они одни дома, ждут, пока мама, поехавшая проведать папу, вернется домой.
Творческий порыв был оборван внезапным появлением на заснеженной дорожке Генки Дубова, сиречь Генриха Стародуба. Увидев его, Инна даже споткнулась от неожиданности.
– А ты что здесь делаешь? – с изумлением спросила она.
– Как что? Тебя проведываю! – бодро отрапортовал Генка.
– И с чего вдруг такая забота? – Инна насмешливо приподняла брови.
– Скалься сколько влезет! Главный на планерке начал распекать, что у нас, мол, звезда наша лежит в больнице одна-одинешенька, а никто из родного коллектива ее даже проведать ни разу не собрался. Мы согласились, что это некрасиво, а так как пилить в такую даль никому неохота, тем более посередь рабочей недели, то и кинули на спичках, кому именно к тебе тащиться. Сама знаешь, кто у нас в редакции самый невезучий. И вот я здесь.
Инне стало неприятно, что коллеги тащили жребий, кому ехать к ней в больницу, будто речь шла о неприятной работе. Кроме Насти, она в редакции, конечно, особо ни с кем не дружила, но жребий…
Понятно, что Генка специально рассказывает ей все эти подробности, потому что терпеть ее не может. Но сам факт бездушного отношения коллег это не меняло. Впрочем, кому-кому, а уж Генке показывать, что ее это задело, Инна не собиралась, так что беззаботно повела плечами под спасшей ей жизнь и отчищенной от крови в ультрасовременной химчистке шубкой.
– Я тоже не самая везучая, раз уж так выпало, что мне приходится видеть твою гнусную рожу. Как дела на рекламной ниве? Что нового написали классики? Поэму про сосиски или оду про свиную отбивную?
– Злая ты, Перцева! – убежденно произнес Генка. – И в креативе ничего не понимаешь. А я ведь, между прочим, не с пустыми руками приехал. Вот, журнальчик тебе по дороге в киоске купил. «Молоко» называется. Наш, местный. Конкуренты издавать начали. Почитай. Может, на работу туда перейдешь.
– Не надейся, – Инна ехидно прищурилась. – Избавиться от меня тебе не удастся.
– Да ладно! Такими темпами меня от тебя скоро кто-нибудь другой избавит. Ты такая вредная баба, что тебя даже убить попытались. Кстати, ты б упомянула меня в своем политическом завещании, а? Наверняка у тебя какой-нибудь матерьяльчик припрятан. Отдала бы мне. Глядишь, я бы прославился.
– Не поняла.
– Что тут непонятного? Нет, Инн, правда, – привычно заныл Генка, – ты все равно в больнице. Расскажи, чего накопала в последнее время. Я, пока ты болеешь, пораскручиваю. И статью двумя фамилиями подпишу, ты не думай.
– Вот что, соавтор! – Инна решительно повернулась к своему собеседнику. – Ты бы валил отсюда, а? Можешь в редакции отчитаться, что миссию свою выполнил, меня, сирую и убогую, проведал. А темы себе сам ищи. Я по средам не подаю.
– Не скажешь? – уныло уточнил Генка.
– Нет, не скажу.
– Я и говорю, злая ты! Ладно, зря я в такую даль мотался. Бензин жег. Знал, что ничего хорошего из этого не выйдет.
– Вот и не вышло. Давай, вали отсюда!
Настроение у Инны испортилось. Гулять расхотелось, и она вернулась в палату. Уткнувшись в подушку, она горестно думала о том, что никому не нужна. Муж ей регулярно изменяет. Коллеги по работе не любят. Манойлов, как только у него начались неприятности, про нее совсем забыл. А кто-то и вовсе пытается ее убить. От жалости к себе Инна горько расплакалась.
– Э-э-э, это кто тут сырость разводит? – раздавшийся от дверей голос Насти Романовой прервал перцевские всхлипывания. – Ты че, подруга? По какому поводу мерихлюндии?
– Я никому не нужна-а-а-а!
– С чего бы вдруг? Ты у нас личность, неизменно пользующаяся спросом!
– Да-а-а? Думаешь, я не знаю, как вы на спичках тянули, кому ехать меня проведывать? Кстати, ты-то чего приперлась? Тебе ж подфартило не ту спичку вытянуть.
– Перцева, у тебя температура, что ли? И на ее фоне горячечный бред? – Настя с недоумением смотрела на подругу. – Какие спички, ты о чем?
– Мне Дуб все рассказал. Как вас Гончаров на планерке дрючил, что вы меня тут бросили, и как никому ехать не хотелось, поэтому вы решили жребий бросить. Конечно. Кого еще мне судьба могла подсунуть, кроме Дуба!
– К тебе что, Дубов приезжал? – в голосе Насти сквозило искреннее удивление.
– Ну да. Полчаса, как уехал.
– И он тебе сказал, что мы кинули жребий, кому ехать к тебе в больницу?
– Да, сказал. Пристально на меня так смотрел в этот момент. Как на кошку, которой вивисекцию делает.
– Инна, – в голосе Насти прорезался металл, – я не знаю, зачем Дуб это все придумал. Но ты тоже хороша! Как ты могла в такую чушь поверить! Да к тебе полредакции в первый же день собиралось, но Гончаров запретил. Тебе и так досталось, на хрена тебе посетители, да еще наши редакционные?! А то, что я только сейчас приехала, так он меня в Москву в командировку посылал. Ты что, забыла? Я в поезде узнала, что с тобой случилось. Чуть с ума не сошла. С Алиской раз в два часа созванивалась. Вернулась сегодня утром – и сразу к тебе. А Светка Медведева тебе хурмы послала. Сказала, что ты любишь. О тебе все переживают и все скучают!
– Правда? – на глаза Инны вновь навернулись слезы.
– Кривда. Ну это ж надо, Дубову поверить! А он – сволочь! Так тебя ненавидит, что не может удержаться от какой-нибудь гадости. Даже в больнице!