– Почему все-таки ты хочешь подарить ей собаку? – продолжал настаивать Люсьен.
Макс тщательно обдумывал свой ответ. Проявив немного изворотливости, он сможет избежать упоминания о своей давней встрече с Анной и убедить Люсьена продать ему собаку и, возможно, сможет убедить себя, что если он и лжет, то только ради сохранения тайны.
Или все-таки открыть Люсьену правду?
– Я должен перед ней извиниться.
У Люсьена потемнело лицо, и он выпрямился на стуле.
– Извиниться за что? Что ты натворил?
– Ничего такого, из-за чего тебе стоило бы переживать и доводить себя до апоплексического удара, – успокоил его Макс. – Она на меня не сердится.
«Больше не сердится», – добавил он мысленно, затем дождался, когда Люсьен кивнет, и продолжил:
– Четыре года назад я не просто познакомился с Анной, как говорил раньше. Я пытался завести с ней более близкие отношения. Я несколько раз приходил к ней с визитом и даже написал несколько писем. Однако миссис Рейберн сообщила мне, что ее дочь не хочет меня видеть. Признаюсь, это вызвало у меня горькие чувства, и наша следующая встреча, которая произошла здесь, в Колдуэлле, прошла несколько напряженно. Я вел себя не так, как подобает джентльмену.
Люсьен, которого вопреки ожиданиям Макса это признание нисколько не расстроило, отмахнулся:
– Чепуха. Возможно, ты держался несколько высокомерно, но этого и следовало ожидать. Я не видел в твоем поведении ничего грубого…
– Не в момент ее приезда, потом, во время нашего разговора, который проходил без свидетелей.
– Объясни.
– Ты можешь не доставать свои дуэльные пистолеты. Я всего лишь был не слишком дружелюбен, но не позволил себе ничего лишнего.
– Где вы встретились?
– В холле, – ответил Макс, не испытывая особой вины за эту полуправду. Грубо говоря, они действительно встретились в холле. Правда, бо́льшая часть разговора происходила в бильярдной, но встретились-то они не там. Более важно было то, что для их общего блага Люсьену ни к чему было знать о деталях разговора.
– И что было сказано между вами, точно?
– Я спросил о продолжительности визита и выразил сомнение в истинности ее родственных притязаний.
Люсьен выругался.
– Ты не имел на это никакого права.
– Спорный вопрос. Но дело сделано. Я извинился за это, и…
– Тебе следовало сказать мне, что четыре года назад она отказала тебе в знаках внимания, – проворчал Люсьен.
– Она мне не отказывала. – Боже, слышать это было так же приятно, как и говорить. – Это были интриги миссис Рейберн. Анне даже не сообщали о моих визитах. Мои письма до нее не доходили. Я… почему, черт возьми, ты смеешься?
Это больше походило на смешок, чем на взрыв смеха, но учитывая настроение Люсьена всего лишь несколько секунд назад… это было по меньшей мере неожиданно.
– Ты не помнишь, как нас с Лилли разлучили в юности? – спросил Люсьен.
– Вмешалась твоя мачеха. При чем…
– Она перехватывала наши письма, а потом сказала мне, что Лилли сбежала с другим мужчиной, за которого собирается выйти замуж. Я увидел некоторое сходство, вот и все.
– С той лишь разницей, что я – это не ты, она – не Лилли, и мы не влюблены друг в друга, – возразил Макс, испытывая неловкость от того, что разговор неожиданно принял такой оборот. – Все это несущественно. Я пытаюсь наладить отношения с Анной, потому что она из семейства Хаверстонов. Она хочет иметь большую породистую собаку, мечтала об этом многие годы. И я хочу сделать ей подарок. Мы оба хотим доставить ей радость. Так ты продашь мне собаку или нет?
– Нет…
– Проклятие!
Люсьен поднял руку.
– Ты позволишь мне закончить? Она сама может выбрать щенка из помета. Собака будет подарком от меня, что вполне вписывается в рамки приличий. Однако ты можешь сказать, что это была твоя идея. Скажи ей, что этот подарок преподнесен в качестве извинения
– Все это довольно глупо и слишком сложно.
– Хорошо, пусть это абсурдно и сложно, но обсуждению не подлежит. – Люсьен бросил перо на стол и широко улыбнулся. – С возвращением в приличное общество, приятель.
– Это всего лишь визит.
Улыбка Люсьена стала шире.
– Ну, разумеется.
Макс сгорал от нетерпения вручить Анне с таким трудом отвоеванный подарок, но в течение дня ему не удалось выбрать момент остаться с ней наедине. Начало дня она провела с миссис Кулпеппер, затем встречалась с Люсьеном, а вечером со всеми остальными, и ему не оставалось ничего другого, как отложить сюрприз до следующего утра.
На рассвете он вновь ожидал ее на террасе и испытал прилив радости, когда она, выйдя из дома, приветливо улыбнулась ему.
«Наверное, привыкаешь к этой улыбке, к этому удовольствию, – подумал он, – вот только можно попасть в зависимость и от первого, и от второго».
Отбросив в сторону эту тревожную мысль, Макс улыбнулся в ответ.
– Доброе утро, Анна, вы готовы к прогулке?
Он не был уверен, но ему показалось, что ее щеки слегка порозовели.
– Вполне готова. Может, прогуляемся по саду? Миссис Уэбстер вчера сказала мне, что расцвел ее любимый клематис.
– Я не знаю, что это такое, – сказал Макс, когда они рука об руку спускались по ступеням террасы.
– И я не знаю, – призналась Анна с легким смешком. – Но она говорила об этом с таким энтузиазмом, что это, по всей вероятности, должно быть какое-то совершенно замечательное растение.
– Уверен, что так оно и есть, но у меня есть другое предложение, вот только пока я о нем умолчу, пусть это будет сюрпризом.
На этот раз не могло быть сомнения в том, что румянец окрасил ее щеки.
– Правда? Какого сорта?
– Поверьте, самого сюрпризного сорта.
Она округлила глаза.
– Ну, можете хотя бы дать мне подсказку. Это вещь или место?
– Ни то и ни другое. Но я скажу вам, что сейчас мы направимся туда. – Он рукой показал на конюшню, находившуюся ярдах в пятидесяти от них.
Ее оживление слегка увяло.
– Если вы собираетесь показать мне лошадь, то мы зря потеряем время. Я в них ничего не понимаю.
– Это не лошадь.
– О! – Ее глаза заблестели. Она посмотрела на конюшню и в задумчивости прикусила губу. – Это что-то, что постоянно находится в конюшне?
– Все, больше никаких подсказок.
– Но…
– Вам нужно подождать всего лишь двадцать секунд, и вы узнаете.
– Я, конечно, могу подождать, но гораздо интереснее провести эти двадцать секунд, отгадывая, – объяснила она.