Закончив недолгие сборы, полковник встал, одернул форму и, не прощаясь, вышел на улицу…
– Полегчало?
– Да пошел он, Павел Андреевич… Он мне в последние дни Ваню-базарного из моего детства чем-то напоминает… Был у нас такой деятель в городе. Рослый и быковатый дегенерат. Каждое утро, как на работу, приходил на центральный рынок, становился на главном въезде со стороны колхозных рядов и начинал разруливать. Причем, слышно его было даже возле кинотеатра "Россия". К середине дня, гоняя кнутиком собачьи стаи, ходил по рядам и полоскал народу мозги. Как сейчас помню его вытертый и насквозь просаленный брезентовый фартук, натянутый, с ушами, беретик с пимпочкой на макушке, линялый до светлой синьки халат и кирзовые сапоги с обрезанными голенищами. К закрытию – наедался в сисю и валился тушкой под первым попавшимся бетонным столом. Только храп стоял на всю Ивановскую да ниже копчика сияла голая задница с вечно сваливающимися штанами. Базарный люд на него никакого внимания не обращали, но, видать, исправно подкармливал и "народный директор" годами неизменно командовал парадом. Вот и Разжогин – такой же: движений много, а с оргазмом – никак. Как у вас в конторе эти ходульки пластмассовые только дорастают до таких чинов?
– Не в Толике дело, Кирилл Аркадьевич, а в тебе. Захотелось отвязаться?
– Да так, спортивную злость терять не хочется. Хоть на плюшевых зайчиках порезвиться.
– Он не плюшевый… И не зайчик, вовсе. Получил бы приказ сломать – ты только крякнуть успел бы. Поверь! Нашел на ком тренироваться… – Нагубнов, словно выпустил из себя часть воздуха, сжался немного – потерял чугунной мощи, чуток… – Ты, кстати, каким спортом занимался – кроме борьбы, ясен пень.
– Чем вольняшка-то не угодила?
– Уши дулей наизнанку вывернуты. За версту видать. В середине девяностых, ваши, киевские, чуть пластырем не заклеивали свои мятые лопухи, чтоб под ментовский отстрел не попасть… Да и, знаешь, когда два потных мужика друг по дружке ползают… – Полковник военной прокуратуры нехорошо улыбнулся и тут же, погасив сарказм, серьезно продолжил: – Так, чем еще занимался?
– Целевая стрельба из СВД по лицам мусульманской национальности…
Нагубнов даже завис на мгновение. Пытаясь собраться, на полном серьезе невпопад спросил:
– И как – успешно?
– Все еще жив, если Вы заметили…
– Ха! – Павел Андреевич, откинулся на своем стуле, с веселым интересом рассматривая собеседника. – Остряк… Хорошо, давай без подколок! Пока чайку заварю, расскажи, без протокола, что ты с докторами не поделил?
* * *
Вздрагивая на ухабах, "шестьдесят шестой", прорезая фарами снежную завереть, двумя светящимися кругами – в толстый зад, подгоняет наш БТР. Полет в сплошном потоке белых пушинок. Никак не могу привыкнуть к езде Гусланчика. Казалось бы, всё нормально – отлично водит, аккуратно, но – не Педалик, как ни крути.
Жука отправил домой ровно на третий день после выхода из-под Родаково. Накидали пацаненку два плотных вещмешка жратвы. Собственноручно взял за кадык прижимистого Стовбура, в результате – через "не могу", отслюнявившего чуток зелени из общаковой пачки. Посадил за руль ГАЗона старшину и, прижав к себе, в голос ревущего Виталю, отпустил парнишку с Богом – к сестренке с мамкой. Это невозможно объяснить, но я, непонятно откуда, совершенно точно знал, что теперь, получив такую прививку, он в этой войне – выживет.
Сейчас за баранкой Руслан Ярусов. Из новеньких – Сутоганское подкрепление. Сам из Славяносербска. Незримый конкурс у Дяди Михася паренек выиграл, только потому, что сам – выходец из учительской семьи. Наш камазист, слов нет – крут, прост и надежен, что дедова трехлинейка, но толковать с ним – надо гороха заранее объесться. С этим же нормально – умненький, вежливый, воспитанный – семечки на ходу, вертя руль зажатыми кулаками, не лузгает и даже самогонку – не пьет. Только картавый, что Отец Нетленный да водит как-то – слишком уж правильно – иначе, чем мы привыкли, без филигранного Педаликова артистизма, что-ли.
Рядом, у двери, посапывает Жихарь. Интересно, где его и как – Судьба прививала… Из заклеенного скотчем стекла ему дует прямо в морду. На улице, двадцать градусов, Юре – хоть бы хны! Натянул капюшон поглубже на свою шерстяную тюбетейку (он её гордо, шапкой именует!) и дрыхнет, бычара, как ни в чем ни бывало.
С нами только треть состава. Василя Степаныча с отрядом оставил на базе. Всего, на двух машинах, выдвинулось два десятка бойцов. Сегодня задача на скорость, как и все наши теперешние мероприятия…
После невиданного погрома под Сутоганом – армии встали. Боевые действия, постоянно уворачиваясь от спецназёров, ведут одни полевики. СОРовцы по уши зарылись в землю на освоенных рубежах. ЦУРюки носят белым хозяевам тапки. Сечевики, легионеры и прочие "охочевики" помогают суперменам душить партизанщину. Цивилизованное мировое сообщество задорно – и в хвост, и в гриву – через презервативы СМИ, сношает Москву за помощь террористическому режиму малороссийских сепаратистов. Дипломаты – главным калибром – методично утюжат Белокаменную. Кремль – пока держится. С-300, добрым зонтиком, стоят под Антрацитом и периодически, как только переговоры заходят в тупик, возобновляют боевое дежурство.
Сегодня ночью, например – разок возобновили. Отряд тут же подняли по тревоге и теперь нас ждут – беспокойные гоцалки.
Под конец ночи, не ставя основной задачи, отправили в Лутугино – в штаб. От Врубовского, где мы пасемся второй месяц, изредка, блохами, покусывая блокпосты камрадов, до места назначения – напрямки, ножками быстрее. Но это только промежуточный этап. Да и сама задача легко просчитывается. Раз сбит самолет, то нам надо – либо поднять выживший экипаж, либо устроить засаду на месте падения, если пилотам не повезло. Сейчас – узнаем…
Подле заводской литейки, прямо на улице, уже встречает старый знакомый – Коля Воропаев. Мужик должен был получить полк, пошедшего на повышение Колодия, но по результатам битвы под Сутоганом нашего Нельсона перевели под начало Генштаба – формировать рейдовые батальоны. Не иначе Шурпалыч придумал фашикам очередную нестандартную пакость. В таком случае, Опанасенко, как всегда, поставил на нужного человека. Этот – сможет…
– Приветище, брат!
– Здорова, чемпион!
После Родаковских событий, хоть малахай собачий себе заводи – нимб скрывать! Уже, честно говоря, достало… Слишком назойливо всеобщее внимание – раз; а, главное, твои близкие, те пацаны, с которыми до этого – по самую маковку в войну окунулся, извозюкался с головой почему-то отгородились от тебя невидимым барьером – два. Геройство – тоже крест, как оказалось…
– Да, ладно, не задирай! Что тут у вас?
Коля задрав луженую глотку в снежную пасть неба – орет паровозным гудком:
– Слюсаренко!!! Слюсаренко, бес тебя дери! Быстро – сюда! Трассером!!! – увидев бегущего от машин пожилого дядьку, Воропаев разворачивает под фарой ГАЗона карту и направляет свой мегафон на меня: – Давай своих саперов за этим абортом. Получишь четыре пэ-вэ-эмки [107] . Быстро выдвигаешься вот сюда… – он тыкает кожей перчатки в точку на километровке… – Находишь место падения Фантомаса [108] и там же – мы тебя по связи скорректируем – катапультировавшегося пилота. Забираешь и волочешь его сюда через Успенку. Предупреждаю! – летчика не пиздить! Серьезно!!! Минируешь зону крушения и кресло. Подрываешь разведконтейнер в случае, если уцелел. Все – в ритме румбы – с Алчевска уже вышла эвакуационная группа. Не пытайся устроить с ними пятнашки. Если они тебя перестренут ближе Успенки – помочь не смогу.