– Нигде, камрадов, на подходах – нельзя тормознуть?
– Пойдут через Штеровку. Попробуем чуток пощипать, но ничего не обещаю. Нет там у меня никого из серьезных, одни самооборонщики… И перебросить – неоткуда. Хорошо, ты – рядышком оказался.
Да уж, все по-честнюге – соотношение: элита младоевропейского спецназа и селяне с дробовиками. Надо же было разведчику упасть так далеко от боевых частей. Шлепнись у Белореченки – гавкнуть бы не успели.
– Может, мост в Никитовке рвануть?
– Давно, не дрейфь. Никаких понтов от этого. Час форы у тебя точно есть, плюс-минус десять минут и не больше. Давай, родёмый! Дуй за новым орденом!!!
Вот сука…
Место падения самолета искать не пришлось. Еще на подъезде – с горы заметили горящие на краю лесочка обломки.
БТР прибавил хода и прямо по целине ломанул за мелькнувшими меж деревьями темными силуэтами. Пока мы подъехали – уже разобрались… Как обычно, по-нашенски.
– Вы откуда, военные?
Старший, вытирая разбитый нос тыльной стороной кулака, прогундосил:
– Булаховские – мы… – позади, испуганной воробьиной стайкой, сгрудилось еще трое пацанят помладше. За спиной виднелся тяжелый мотоцикл и воткнутые в снег лопаты. Наши – рассыпались цепью вокруг места крушения.
– И хрена-какого вы тут забыли?
– Затолока послав огонь снегом закидать… как пшека нашли, а твои сразу – драться… Ружжо поломали. Я им гукаю: "Обождь, свои!" – а они – биться…
– Стоять! Какого пшека? Быстро!
– Ну, лётчика, дийсно…
– Зашибитлз! – развернулся Жихарю… – труба, грохнут нашу "куропатку" [109] – к бабке не ходи.
– Где он сейчас?… – паренек, молча, махнул головой в сторону притаившегося испуганной дворнягой в насквозь продуваемом междулесье крошечного поселка…
– Затолока – кто? Ваш главный?
– Ага! Командир! – в глазах блеснула гордость; чуть грудь не выпятил. Не иначе батя или кто-то из близкой родни… Скользнул взглядом по пятизарядной МЦшке [110] , кочергой переломанной пополам колесом нашего БТРа.
– Тебя как звать-то, боец?
– Серёга…
Кинул усевшемуся на башне Прокопенко:
– Прокоп! Там, возле НЗ, валяется бесхозный АКМ. Тащи его сюда: тёзке твоему подаришь! И, заодно, подсумок магазинов прихвати… – выжидая, закурил из знойной желтой пачки с далекими миражами оазисов и пирамид. Тот, не веря привалившему счастью, сжимал в руках тускло мерцавший под луной старенький автомат… У меня тоже, первый раз, личный, – в восемнадцать лет появился. Помню, на торжественном вручении оружия в роте от зажимаемого восторга чуть не кончил полтора раза… Снял с пуза одну эфку… – На, держи еще! Это тебе – за нос разбитый, компенсация. Теперь – слушай меня внимательно: сейчас – летишь мухой в поселок. Скажешь старшому, что сюда идет группа СОРовского спецназа. Кого найдут в селе – вырежут. Собирайтесь и двигайте всем миром в Червону Поляну. Мы останемся – задержим фашиков. Пацанят своих забирай вместе с мотоциклом. Одного, шарящего – оставь: пусть покажет, где летчика нашли. Все понял? – Юноша просто святился от важности порученной ему миссии. Его свита (немногим младше – лет по шестнадцать, в среднем), схватив свою порцию сияющего отблеска – замерла навытяжку.
– Да… так точно!
– Отлично, боец! Повторить задание…
Пока он, безбожно мешая пополам русские и украинские слова, тараторил текст, я соображал. Осложнение – более чем серьезное: никто и никогда, по-хорошему, пленного не отдаст. Тем паче – летчика! Лучше сразу – вешайся. Уж не говоря – про национальную принадлежность: гражданин "Република Полска" само по себе – смертный приговор…
– Все! Бегом мужики – время!
Денатуратыч и без команд свое дело знает. Выбрал подходящие заснеженные горы кустов с двух сторон пожарища, вместе с Бугаем и "мышатами" зачистил, как надо, площадки да на раскрываемых квадратах лопастей выставил две мины. Вторую пару противовертолеток – поставит возле места посадки… Страшная штука. Сама засекает летательный аппарат, сама его ведет и при подходе на полторы сотни метров – взрывается, сбивая цель какой-то до конца так и не изученной хренью: то ли побочным эффектом кумулятивной струи, то ли направленным потоком плазмы. Дед говорит, что сами ученые с этим вопросом по сей день разбираются: просто используют эффект, а что – это, точно не знают. Подобного устройства есть у нас и противотанковые мины – Передерий как раз такой "прожектор" [111] на вбитый в дерево у дороги костыль цепляет. Еще и противопехоток вокруг кинет. Как же, Старый – да без них?! Щаз!!!
– Слышь, Дед, быстрее заканчивай тут! Схватил пацаненка и – сюрпризить место посадки! Мы погнали за нашей курочкой луговой. Отделение Никольского и бэтэр – с тобой. Встречаемся в поселке. Двадцать минут – тебе! Где Гирман? Боря! Своих – на борт – поехали! Дэн – связь с "Филином"!
Крошечный поселок встретил зловещими кумачовыми отблесками, промерзшей заброшенностью и показной мертвенностью. Половина домов лежит растянутыми ледяными муравейниками – последствия бомбежки старшей сестры – соседней Малониколаевки. Ни в чем неповинная Новобулаховка выхватила свое прицепом, за компанию. Поселок, сам по себе, давно уж – даром никому не нужен. Когда, в девяносто восьмом, на металлолом порубили шахту Штеровскую – работы не стало окончательно. Так и вымирали потихоньку, пока с началом войны в села не ломанул вал городских беженцев – поближе к земле-кормилице и родным очагам. Города, в одночасье, стали слишком голодным и опасным местом. Теперь и здесь – не отсидеться…
На небольшой площади вокруг прогорающего костра – мрачная молчаливая толпа. В темноте всё – как замершие черные кусты – ни одной яркой детали. Хотя нет – одна есть… полупрозрачным восковым столбом, стоящий у самого кострища – совершенно голый парень.
Подходим…
На земле, блуждающими синими языками, бьет жаром огромная куча углей. По бокам, выедая глаза, неохотно горят огрызки бревен и толстых веток. Впереди всех, всем видом показывая – кто здесь главный, стоит рослый и квадратный мужик лет за шестьдесят с древним "сорок седьмым" [112] за широкой спиной. Возле него, важно прижимая к груди отполированный до хромированного блеска АКМ, наш новый знакомый с разбитым носом. Тут же – рядом, словно постаревшее фото похожий, старший брат.
– Командир группы оперативного резерва, Деркулов.
Дядька перевел на меня неспешный взгляд и, редким, тяжелым басом ответил: