— Ну, кто у тебя по жизни овца?
— Да все, кто меня обидел! — тут же вспомнила Милочка. — Я так-то отпор давать боюсь, а про себя обзываюсь. Если мужского пола, то «баран!», а если женского, то «овца!».
— Ну вот и наплодила овец, пастушка младая! Целое стало! Напустила обид в душу — а они травку-то щиплют, щиплют…
— Щиплют… А вы заметили, сколько после них навоза остается???
— Еще бы! Аромат еще тот! И как ты в этом амбре жила — ума не приложу. Ну, как будешь с ними разбираться?
— Наверное, надо простить обиды? — робко предположила Милочка.
— Тебе виднее. Экспериментируй.
— Дорогие баранчики и овечки! — неуверенно начала Милочка. — Я знаю, что вы — мои обиды.
Стало сгрудилось в кучу и жалобно заблеяло.
— Не шумите, пожалуйста! Сейчас, одну минуточку… Я больше не хочу ни на кого обижаться, вот! Ой, да что ж вы так жалостно блеете? Как будто жалуетесь на кого-то?
— Это они на тебя, — подал реплику Амурчик. — Ты же их в душе обвиняешь? Ну вот они и оправдываются…
— Ох, тут работы на полгода! — озабоченно прикинула Милочка, обозревая поголовье своих обид. — А можно их разом отпустить?
— Можно. Все можно, — флегматично сказал Амурчик, поудобнее располагаясь на пригорке. — Раз уж все равно простой в работе, так хоть позагораю…
— Извините, пожалуйста… Я сейчас быстренько! — спохватилась Милочка. — Обиды мои! Я вас тут расплодила и накопила. Но вы на меня не обижайтесь! Я сейчас вас всех отпускаю. На волю! Идите, куда хотите! Освободите территорию!
Обиды еще секунд пять тупо пялились в пространство, а потом всем гуртом повернулись и кинулись прочь. Ворота они вынесли, даже не притормозив. По ту сторону ворот тут же замаячил Серега, призывно маша букетом цветов.
— Ой! Это кто? — вскрикнула Милочка. — Симпатичный какой…
— Это твой стимул, — пояснил Амур. — Чтоб ты побыстрее закончила. Серега, я тебе говорил. Избавишься от зоопарка — познакомишься с ним поближе.
— А сейчас нельзя? — с надеждой спросила Милочка. — Ворота же упали, чего он не заходит?
Словно услышав ее слова, Серега двинулся вперед, но на его пути тут же решительно встала черная собака, зарычав и оскалив клыки.
— Мощный кобель, — с уважением заметил Амур. — Породистый…
— Мой бывший муж, — удрученно призналась Милочка. — Гулял направо и налево. Я его иначе как «кобелем» и не называла. А зачем он здесь, мы ж развелись?
— Развелись, да не разбежались. Пока ты его осуждаешь, он в твоей душе живет.
— Вот здорово! — возмутилась Милочка. — А что, памятник ему, кобелю, поставить?
— А это идея, — одобрил Амурчик. — На долгую память. Чтобы снова кобеля в спутники не призвать. Ты ж сама его выбирала?
— Ну да, сама, — призналась Милочка. — Молодая была, глупая… Ладно, буду памятник ставить! Слышишь, мой бывший муж!
Собака развернулась к ней передом и навострила уши.
— Я снимаю все претензии к тебе! Я сама тебя выбрала, значит, никто не виноват! Ошибочка вышла. Я просто думала, что ты исправишься! Что я тебя сумею изменить! А ты мне сам вот изменять начал!
Собака села и ожесточенно почесала лапой за ухом.
— Но я всегда буду вспоминать тебя, чтобы снова не выбрать кого попало! Черного кобеля не отмоешь добела! Я сразу белого и пушистого выберу! Так что ты живи своей жизнью, а я буду жить своей!
Собака замерла и стала менять цвет. Через пару мгновений напротив ворот сидел симпатичный бронзовый пес со смазливо-похотливой мордашкой.
— Хороший памятник, — с гордостью сказала Милочка, обозревая фигуру пса. — Очень наглядный…
— Бе-е-е-е! — с отчаянным блеяньем памятник окружили козлы.
— Ну, это понятно, — иронически усмехнулся Амур. — Все мужики — козлы, да?
— А вы откуда знаете? — с подозрением спросила Милочка.
— Говорю же, три тыщи лет на этой работе. Века идут, а метафоры все те же…
— И что делать?
— А что хочешь?
— Я хочу? Я хочу, чтобы козлы, раз уж они во все века есть, паслись подальше от меня! А ко мне чтобы приходили настоящие мужчины!
— Ну и скажи им об этом!
— Эй, вы, козлы!
Козлы взревели дурными голосами и затрясли бородами.
— Козлы, они ведь тоже полезные. Заслуживают уважения, — подсказал Амур.
— Тогда не так… Козлики мои дорогие!
Козлы стали строиться в каре, явно собираясь напасть.
— Опять не так! Ладно. Уважаемые представители животного мира!
Козлы притихли.
— Возможно, кто-то и ненавидит вас. Но только не я! Я уважаю вас. Вы полезные! И зря говорят, что с вас пользы, как с козла молока! Если бы вас не было, то у коз и молока-то не водилось бы!
Козлы одобрительно закивали головами.
— Так что я торжественно обещаю: больше никогда, ни за что, ни одного мужчину не назову козлом!
Козлы заволновались, засуетились, с них стала клочьями падать шерсть, отваливаться рога… Вскоре вместо козлов у памятника Черному Кобелю очутилась группка растерянных, озадаченных мужчин. Они быстро сориентировались в обстановке и потрусили к лесу, прикрывая руками причинные места.
— Ми-и-ила-а-а!!! — завопил Серега, влетая в ворота. — Я иду-у-у-у!
— Господи боже мой, я же не при макияже, — запаниковала Мила. — И одета по-домашнему…
— И навоз тут везде… — насмешливо напомнил Амур. — Ты не о внешности беспокойся, а о состоянии души!
— Милочка… Я так давно мечтал с вами поближе познакомиться, — уже говорил запыхавшийся Сергей. — Вы такая необыкновенная! Вот… это вам… цветы!
— Ах, ну что вы, зачем же… — смутилась Мила. — То есть спасибо… Я очень рада! Я так долго вас ждала, Сережа! Правда!
— Милочка, я бы давно пришел! Но вот эта стена — я уже почти отчаялся! Она просто непреодолима!!!
— Кстати, что это за стена? — обратилась Милочка к Амуру. — Вы не в курсе?
— Теперь в курсе, — ответил Амур. — Я сначала и сам не понял, а теперь-то ясное дело. Это твои ошибочные убеждения! Каждый камень — какая-нибудь мысль. «Я больше никогда не смогу выйти замуж», «Хорошо там, где нас нет», «Любовь придумали, чтобы денег не платить», «Все мужики — козлы», конечное дело, ну и прочая муть. Вы приглядитесь, тут на каждом камне что-нибудь написано.
— И что мне с этим добром делать??? — с ужасом воззрилась на стену Милочка.
— Это не ко мне, — поспешно открестился Амур. — Я по другой части.
— Милая, не волнуйся, — солидно откашлялся Сергей. — Стену я беру на себя. Я думаю, надо надписи поменять, а камень пустить на строительство семейного гнездышка. Верно я говорю?