– Я и сейчас согласен с этим.
– Если я сделаю это для тебя, мы будем в расчете за Чечню?
– Разумеется, – согласился Виктор без малейших колебаний.
Норимов медленно кивнул.
– Я сделаю все, что в моих силах.
– Спасибо.
– Не за что.
– Тебе нужно сделать копию флешки.
Норимов улыбнулся:
– Зачем? Ты что, не доверяешь мне?
– Нет.
Улыбка исчезла с лица Норимова, он бросил на Виктора жесткий взгляд. Виктор ответил ему таким же взглядом. Норимов первым отвел глаза и вставил флешку в компьютер.
– А я смогу скопировать содержание?
– Зашифрована информация на флешке, а не сама флешка.
Копирование заняло всего несколько секунд, затем Норимов вынул флешку и вернул ее Виктору.
– Готово. Я скопирую ее на диск и отдам своим людям, после чего удалю из компьютера, можешь не волноваться.
– Я не волнуюсь, – сказал Виктор. – И лучше нам с тобой здесь больше не встречаться. Где-нибудь в людных местах.
Лицо Норимова осветилось изнутри:
– Как в былые дни?
– Именно, как в былые дни.
– Как ты хочешь это организовать?
– Я позвоню в твой бар и назову время и место встречи. Сколько времени потребуется?
Какое-то время Норимов поглаживал бороду, глядя в сторону.
– Если люди, которых я знаю, смогут сделать это, это не займет много времени.
Норимов снова посмотрел на Виктора. В его глазах было что-то, чего Виктор не мог понять.
– Не больше сорока восьми часов, – сказал Норимов.
Виктор допил свой стакан и поднялся.
– Тогда до встречи в понедельник.
ЦРУ, Вирджиния, США
Воскресенье
06:05 EST
Выражение лица Чеймберз было суровым. Она изящно сидела в своем кресле, слегка подавшись вперед и опершись локтями на стол.
– Я знаю, что сегодня воскресенье, я знаю, что час очень ранний, но не сомневаюсь, что все вы понимаете важность того, чем мы занимаемся. Возможно, что кто-то, кого мы очень не хотели бы видеть вооруженным лучше нас, уже добывает эти ракеты. Дело касается не только превосходства в области вооружения, оно касается глобальной безопасности. Если эта техника попадет в опасные руки, намного уменьшится наша возможность не только защищать свои интересы, но и сохранять мир на планете. Я не думаю, чтобы кто-нибудь из сидящих за этим столом хотел этого.
Проктер кивнул в знак согласия. Важно кивнули также Фергусон и Сайкс.
– Я знаю, что никого из вас не нужно убеждать делать все возможное, – продолжала Чеймберз. – Мы все знаем, что часы тикают. Прошла почти неделя со времени убийства Озолса и хищения информации. А решать проблему надо быстро.
Чеймберз сделала паузу и посмотрела на Проктера.
– Продвинулись мы хоть на сколько-нибудь в установлении убийцы Озолса?
Проктер покачал головой.
– У Альвареса есть зацепка в отношении того, кто нанял Стивенсона и его банду, но в поиске убийцы Озолса мы не продвинулись ни на шаг. При той скудной информации, которой мы располагаем, мы не можем установить даже того, работает ли он на какое-то государство или на частный сектор. У нас есть лишь несколько свидетельских показаний, не стоящих даже бумаги, на которой они напечатаны, и несколько видеозаписей человека, на которых не видно лица и по которым даже невозможно надежно определить телосложение и другие физические параметры. Мы на день опоздали, когда он был в Германии. Возможно, он отправился в Чехию, но с тех пор мы ничего о нем не слышали. В поиски включены все отделы, оповещены все резидентуры. У нас есть люди по всей Европе. Но мы не можем найти его.
– То есть он попросту исчез? – нахмурилась Чеймберз.
– Он может быть у нас под носом, но мы при этом можем не видеть его, – ответил Проктер. – Мы не знаем, кого ищем.
– Однако у нас должны быть подозреваемые, – сказала Чеймберз. – Кого из известных киллеров нельзя не учитывать? Какие разведслужбы совершают подозрительные движения?
– Даже если мы предположим, что он не является прямым сотрудником какой-то иностранной разведки, а был просто нанят для выполнения этого убийства, доказательств чего мы не имеем, наша исходная позиция все равно не слишком хороша. Таких людей в Европе сотни, если не тысячи. Мы знаем об очень немногих из них, а из тех, о ком знаем, можем исключить лишь очень небольшой процент. В итоге оказывается огромное количество потенциальных подозреваемых, о большинстве из которых мы совершенно ничего не знаем. А этот парень, не забывайте, – высококлассный профессионал. Он – иголка в стоге сена.
Чеймберз сняла очки и протерла их.
– Что все-таки нам известно о нем?
– Портье в отеле сказал, что по-французски он говорил, как француз, а человеку из дома в Мюнхене он показался немцем. Либо он свой и во Франции, и в Германии, либо просто очень хорошо владеет языками и может быть откуда угодно. Известно, что он использовал два британских паспорта, а это позволяет предположить, что он из Соединенного Королевства.
Проктер сел прямее и продолжил:
– Мы можем рассуждать до посинения, но тот факт, что убит бывший российский и советский морской офицер, говорит мне, что киллер может быть из СВР.
– Если так, мы никогда не получим эту технологию, – сказала Чеймберз. – Москва слишком дорожит ею.
Проктер кивнул.
– Да, но все же это дело не выглядит российским.
– Что вы имеете в виду?
– Если этот парень из СВР, это объясняет многое, но тогда кто нанял семерых, чтобы убить его после выполнения заказа? Кто мог знать, что СВР послала его туда? А убийство Озолса из пистолета – дело очень примитивное. Никакого полония в чае. Даже не самоубийство. Простое безболезненное убийство – не в их стиле.
Чеймберз поправила волосы за ушами.
– Я не знала, что у них есть какой-то стиль.
Проктер заметил угодливую улыбку Сайкса. Он посмотрел на Фергусона. Тот до сих пор не проронил почти ни слова.
– А что вы думаете об этом? – спросил его Проктер.
Взгляд темных глаз Фергусона из-под очков встретился со взглядом Проктера.
– У меня нет определенного мнения, старик.
Фергусон никогда не использовал ни имени, ни фамилии Проктера. Всегда «старик», «приятель» или «друг». Проктера это раздражало, ему казалось, что это граничит с оскорблением, словно Фергусон использует эти обращения как знак неуважения. Однако Проктер убеждал себя, что придает этому слишком большое значение. И даже если это было не так, он ни в коем случае не хотел привлекать к этому внимание или требовать, чтобы Фергусон называл его мистером Роландом Проктером.