Не было.
Была просто одна ночь, в которую сошлись два одурманенных горем и вином человека, уставших, потерявших над собой контроль и ищущих тепла рядом. И чужими друг для друга они уже не будут.
Общая тайна, общая неловкость, понимание и прощение. Да, бывает и так…
Кажется, это входит в привычку у королей Ативерны – иметь общие тайны с графинями Иртон?
Ричард вышел, поцеловав на прощанье руку графини. Лиля устало помассировала виски. Голова гудела как колокол.
«Буду жить дальше?
Во всяком случае, попробую. Всем и вся назло!
Буду жить, воспитывать детей, радоваться жизни, думать о хорошем, мечтать, любить, заниматься делом, там, глядишь, и замуж выйду – только надо подобрать подходящего мужа».
Идеальным вариантом было бы партнерство двух умных личностей. Но где найти вторую половинку?
Средние века, не Средние, а женская проблема неизменна. Все лучшие мужчины уже заняты подругами.
Вот и Фалион… «Эх, Александр. Ты никогда ни о чем не узнаешь, а вот я понимаю, что тебя не стою».
Лиля еще долго сидела, глядя в огонь, а потом махнула рукой и отправилась наверх.
Дом, дочь, дела…
Кто хочет – может плакать. А она предпочитает двигаться вперед.
Ричард с плохо скрытой тревогой смотрел на отца. М-да, племянника тот любил. Эдоард был болезненно серым. Лицо осунулось, глаза запали…
– Все закончилось.
Эдоард кивнул.
– Завтра поедешь к Гардвейгу. Расскажешь ему обо всем. Договоришься о приезде его дочери. Полагаю, он нам сильно должен.
Рик вздохнул:
– Еще как.
– Возьми на столике черновик договора. Прочитай, обсудишь.
Рик только головой покачал. Весь серый, на ногах не стоит, но это ведь не повод отлынивать? Работал. Прикидывал, что нужно государству… Альдонай, неужели все короли становятся такими? Как будто внутри все перегорает, и остается серый пепел. Потом на этом пепле вырастает нечто полезное для государства, вот только как жить со сгоревшей душой?
Страшно это…
– Прочитаю.
– И не злись на Гардвейга. Нельзя нам…
Рик прекрасно понял, что хотел сказать отец. Нельзя. Короли не то что обычные люди, не могут они мстить, радоваться, любить, ненавидеть…
Эдоард тяжело вздохнул.
– Иногда я думаю, что зря позволил себе полюбить. Девочки – моя радость. Но остальное… знаешь, за грехи родителей платят дети, но и родители тоже платят, если не успевают вовремя умереть.
– Не говори так.
– Я стар, Рик. И мне не так много осталось. Знаешь, я хотел бы сам оплатить свой счет и закрыть.
Рик покачал головой. Сейчас он не понимал отца. А Эдоард смотрел на сына и думал, что никогда не откроет ему правды.
Когда-то он позволил себе полюбить. Не отпустил Джесси, не дал ей быть счастливой или хотя бы спокойной с кем-то другим, и вот результат. Он видел, как его дочь превратилась в чудовище, пожирающее все вокруг.
Его сын погиб – из-за безмозглой дряни. Или из-за того, что недооценил, не подстраховался… Или потому, что он, Эдоард, не уделял внимания Джерисону?
Ребенка ведь воспитывают до пяти лет, а потом он развивается уже сам, во многом сообразуясь с тем, что было вложено. А кто тогда занимался детьми? Джайс? Джесси? Он сам?
Увы – нет.
И вот результат.
Стоило всего лишь раз проявить слабость – и столько погубленных жизней. Имоджин, Джайс, Джесси (может, она жила бы и сейчас, не стань королевой? А он мог бы хотя бы видеть ее), Эдмон, Амалия, Джерисон, дети Амалии…
Корона – тяжелая ноша. И требует она от короля такого… страшно это.
Безумно страшно и больно.
«Альдонай, не прощай меня. Пойми. А простить – я себя и сам не прощу».
Ричард поехал к Гардвейгу утром. Король Уэльстера уже ждал его. Выгнал докторуса, посмотрел внимательно и кивнул на кресло.
– Присаживайся.
– Благодарю.
Ричард тоже присмотрелся к собеседнику.
Бледный, глаза красные, явно усталый. Да еще и нога болит. Видно же, как он ее старается пристроить поосторожнее.
– Как вы себя чувствуете?
– Когда узнаю, что произошло, будет лучше, – отрубил Гардвейг.
Действительно, ему стоило немалых усилий заставить всех молчать, когда не вернулась Анелия. Поползли сплетни, слухи – и пришлось сказать, что она решила поехать помолиться.
Почему одна? Не одна. Сопровождение выделил Эдоард.
Кто-то хочет об этом поговорить? Правда? Гардвейг бывал страшен в гневе, поэтому по углам шептались, но вслух старались ничего не говорить. И правильно. Целее будут.
– Анелия прибыла во дворец, была встречена графом Иртоном, который сообщил ей об осмотре повитухами, – без особых эмоций перечислил Ричард. – Испугавшись, что ее тайна будет раскрыта, она умудрилась отравить графа и сбежала.
Гардвейг выругался. Коротко и зло. Взглянул на Ричарда.
– Граф скончался. Я знаю. Мои соболезнования.
– Спасибо.
– А Анелия?
– До сих пор не поймана.
– Знал бы – сам бы удавил.
Ричард внимательно взглянул на собеседника. Нет, Гардвейг не лукавил. Он действительно так думал.
– Никто не знал.
– Что вы теперь намерены делать?
И такая усталость была в голосе этого немолодого мужчины, такая обреченность…
Он знал, что Джерисон – ближайший друг принца, даже почти родственник через вторую жену Эдоарда. Видел его. И понимал, что Эдоард не простит. Сам бы он точно…
А значит – война.
А он в Ативерне, как заложник. Альдонай, смилуйся над Уэльстером…
– Как зовут вашу вторую дочь?
Гардвейг вскинул глаза на Ричарда. Нет, не шалопай и не мальчишка сидел сейчас перед ним. Усталый не меньше него мужчина с грустными глазами. Который потерял близкого человека и нашел все-таки силы не мстить, не лить кровь, не втягивать страну в беды.
– Ты хочешь…
– Да. Анелия забыта, как и не было. Ваша средняя дочь должна приехать сюда. Подрастет – заключим брак. А помолвку как можно скорее. И подпишем все договоры.
Гардвейг выдохнул:
– Ричард… вы с отцом…
– Нам это решение далось нелегко. И надеюсь, мы не ошиблись.
Гардвейг мог бы сказать многое. Но нужны ли были слова в такой миг?
Он просто протянул Ричарду руку. Понимание, признательность, благодарность, уважение – многое было не сказано между двумя королями в этот миг. Да-да, королями, пусть одному из них только предстояло надеть корону – он уже познал горький вкус власти. Гардвейг уже давно принимал жесткие решения и ломал всех, да и себя тоже, через колено. Ричард недавно, но сейчас их роднило одно чувство.