– Лупару проверь, – предупредил я его и на всякий случай расстегнул кобуру с пистолетом, а «Цербер» переложил из правого кармана куртки в левый.
Констебль снял ружье с предохранителя, и мы направились к отелю, внимательно посматривая по сторонам. Хоть ни кустов, ни темных закутков на узенькой улочке не было, но сердце принялось постукивать как-то очень уж неровно, а во рту появился привкус желчи. Стало страшно.
Впрочем, волю своим страхам я не давал, первым поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Никто не ответил. Тогда, надеясь, что визит в неурочное время не привлечет внимание опасного постояльца, постучал еще раз, и вскоре открылась смотровая щель.
– Слушаю вас, уважаемый, – позевывая, произнес заспанный портье.
– Номера есть свободные? На ночь?
Где-нибудь ближе к центру города мою внешность могли счесть недостаточно презентабельной, здесь же все было много проще.
Служащий отеля гостеприимно распахнул дверь, запуская внутрь припозднившегося гостя.
– Номеров хватает! – сообщил он.
Я переступил через порог, следом заскочил Рамон.
– Полиция! – страшно прошипел констебль, притискивая ночного портье к стене. – Ни звука! Понял?
Манерный мужичонка с напомаженными волосами молча кивнул. Внезапные рейды полиции по окраинным гостиницам – дело обычно; должно быть, успел привыкнуть.
Я быстро проверил вестибюль, по пути заглянув в комнату, где по утрам накрывали столы для постояльцев, и вернулся к портье.
– Постоялец, высокий и худой. Пару дней назад притащил связку салями, он здесь? – спросил, не спуская взгляда с лестницы на второй этаж.
– Только тихо! – не забыл предупредить Рамон.
Тщедушный мужичок кивнул, но как-то очень уж неуверенно.
– Двадцать второй номер, – прошептал он, – но его нет.
– Как нет? – обмер я. – Съехал?
– Обыкновенно уходит куда-то вечерами, возвращается за полночь, – пояснил служащий отеля. – У него свой ключ.
– Под каким именем записан?
– Смит. Джек Смит.
– Ключ от комнаты, – потребовал тогда Рамон Миро. – Быстро!
– Но я не могу! – возмутился ночной портье. – Это против правил!
– Прокруст, слышал о таком? – придвинулся к нему констебль.
И вот тут мужичонку проняло, да так, что он чуть не обмочился.
– Это он? – просипел портье, враз поверив нашим словам.
– Он, – подтвердил я и достал служебную карточку, которую совсем позабыл сдать. Совершенно случайно, разумеется. – Читай!
Портье повернул удостоверение к свету.
– Детектив-констебль Леопольд Орсо, – вслух произнес он. – Сыскная полиция.
Я забрал документы и скомандовал:
– Ключи, быстро!
Мы перешли к конторке, там служащий отеля снял с гвоздика ключ от двадцать второго номера и отдал его нам.
– Сколько комнат? – не забыл уточнить Рамон.
– Одна. Удобства на этаже.
– Сиди и не дергайся, – приказал констебль; в ответ раздалось позвякивание горлышка графина о край граненого стакан.
Я прошелся по вестибюлю, запоминая на всякий случай расположение входов и выходов, потом обернулся и спросил:
– Чердак?
Ночной портье сделал несколько жадных глотков, отставил пустой стакан и сообщил:
– Заколочен.
Рамон приблизился ко мне и тихонько прошептал:
– Ну и что делать будем? Одного оставлять его не дело.
– Проверим номер, потом вернешься.
– Сойдет, – кивнул констебль и предупредил портье: – Чтоб без фокусов. Понял?
– Да! – сдавленно пискнул тот. Известие о том, что одним из постояльцев оказался легендарный убийца, полностью выбило его из колеи.
Мы с Рамоном поднялись на второй этаж; там я убрал в нагрудный карман темные очки, потом снял крышечку с рукояти трости и включил фонарь.
– Заходишь первым, – предупредил напарника, доставая «Цербер».
– Понял, – кивнул констебль, встав напротив двери с номером «двадцать два».
Я сунул трость под мышку и осторожно провернул ключ в замочной скважине.
Механизм оказался смазан, даже не скрипнул; раз – и готово.
Рамон стремительно ворвался в номер, я заскочил следом и повел фонарем, освещая комнату. Шкаф, кровать, стол у окна – спрятаться негде, но напарник так не считал.
– Шкаф, – хрипло выдохнул Рамон, взяв на прицел покосившуюся громаду.
Я распахнул створки; среди развешанных на плечиках пиджаков и брюк никто не таился. Тогда констебль указал на кровать.
– Свети!
Под кроватью обнаружился лишь дорожный чемодан; я вернул покрывало на место, сунул «Цербер» в карман и скомандовал напарнику:
– Бегом вниз!
Рамон поспешил к портье, а я натянул перчатки и занялся обыском. Отсутствие ордера и прочие процессуальные тонкости волновали меня сейчас меньше всего.
Победителей не судят.
Газовые рожки зажигать не стал, так и продолжал подсвечивать себе фонарем в рукояти трости, стараясь лишний раз не направлять его в сторону занавешенных окон. Мусорное ведро было забито очистками сарделек, у стены стояла пара пустых бутылок из-под сливовицы, их решил не трогать, вместо этого выдвинул из-под кровати потертый чемодан и наскоро проверил его содержимое, но помимо погашенного билета на дирижабль рейса «Нью-Йорк – Новый Вавилон» ничего интересного там не оказалось. Нижнее белье, зубной порошок, бритва, прочая мелочовка.
Тогда перешел к шкафу и охлопал одежду; ровно с тем же успехом.
Все пиджаки и брюки были новенькими, пошитыми по индивидуальному заказу из дорогой черной ткани. Все одинаковые, словно горошины в стручке. И все со споротыми ярлыками.
Одного пиджака не хватало.
Крайне предусмотрительно. И кровь на черном не так бросается в глаза, и никто не удивится, если сегодня на тебе не тот пиджак, что вчера.
Я проверил ящики стола и даже стащил с кровати матрац, потом взобрался на стул и осветил шкаф – там одна лишь пыль. Привстав на цыпочки, потянулся к деревянной решетке вентиляционного отверстия, только прикоснулся – и она осталась в руке.
Вот он, тайник!
Впрочем, тайник – это громко сказано. Просто потайное место, чтобы уберечь ценные вещи от вороватой прислуги, и не более того.
Я извлек из вентиляционного отверстия металлическую шкатулку и, поскольку вскрывать нехитрый замок гнутой скрепкой просто не было времени, взломал его, просунув под крышку нож.
Сверху лежали стеклянный шприц, жгут и пузырек с раствором морфия, и сразу стало ясно, что первое убийство вовсе не было случайным. Либо оборотень не сошелся с жертвой в цене, либо покойник попросту решил ограбить заезжего наркомана. Скорее второе – перетянутая аптечной резинкой пачка колониальных долларов вызывала завистливое уважение.