– Дьявол! – выругался Рамон, подбежав ко входной двери. – Он ушел!
– Черт с ним! – прохрипел я, спускаясь следом. – Портье! Рамон, куда подевался этот слизняк?
Задвинул засов, констебль подошел к конторке и поморщился:
– Тут он, не кричи.
Да и сам я уже заметил черневшую в том углу лужу крови.
– Мертв? – спросил у Рамона.
– Мертв, – подтвердил напарник, перезаряжая дрожащими руками револьвер. – Мы облажались, Лео, – выдохнул он. – Мы крепко облажались!
И с этим было не поспорить.
Убийца скрылся, портье мертв, вот-вот начнут выглядывать из своих номеров перепуганные стрельбой постояльцы, а на звуки стрельбы уже спешат все окрестные постовые.
– Интересно, здесь есть черный ход? – усмехнулся я, когда с улицы донеслась пронзительная трель полицейского свистка.
– Лео, даже не заикайся, – нахмурился Рамон. – Мы не уйдем через черный ход, ясно?
Я беззлобно выругался и уселся на нижнюю ступеньку, не став подбивать своего излишне принципиального товарища на побег с места преступления. С учетом оставленных нами улик более глупой затеи в голову прийти просто не могло.
Но от подначки все же не удержался:
– Просто скажи, что боишься выйти на улицу.
– Боюсь, – подтвердил Рамон. – А ты будто сам не видел, как эта сволочь от серебра уворачивалась! В упор ведь стрелял! Нет, дальше без меня! Три тысячи – это куча денег, но голову взамен оторванной точно не хватит пришить.
– Слабак! – рассмеялся я, хоть самого так и потряхивало. – Лучше подумай, что расскажешь коллегам.
Рамон фыркнул:
– Сам выкручивайся! Ты попросил меня помочь, подробностями делиться не пожелал. Вот и все, что я знаю.
– Сойдет, – кивнул я, поскольку патент частного сыщика и поручение от Банкирского дома Витштейна оставляли достаточное пространство для маневра.
Но врать не собирался. Более того, намеревался выложить все без утайки.
Честность в таких делах – лучшая линия защиты.
Ну или почти…
Я достал зажигалку и подпалил уголок полицейской карточки. Понаблюдал за разгорающимся огоньком и предупредил приятеля:
– Портье сам вызвался показать нам номер подозреваемого. Мы зашли, а там такой беспорядок…
И тут в дверь беспорядочно заколотили.
– Откройте, полиция! – заголосили на улице.
– Еще есть время сбежать через черный ход, – пошутил я, потом вздохнул и махнул рукой. – Ладно, отпирай…
3
Отпустили нас уже утром.
Сначала меня, через полчаса Рамона. Я дождался приятеля на скамье во внутреннем дворике Ньютон-Маркта и вместе с ним вышел на улицу. Там мы переглянулись и, не сговариваясь, заковыляли в «Винт Архимеда». Шли молча; сил на разговоры уже не осталось.
Разговорами нас занимали всю ночь.
Сначала опрашивали первыми прибывшие на место преступления сыщики, потом допрос продолжили два въедливых детектива-сержанта, а закончилось все крайне неприятной беседой с главой сыскной полиции Морисом Ле Бреном.
Наличие патента частного сыщика и поручение от Банкирского дома Витштейна изрядно выводило из себя бывших коллег, но уверен – без предъявления обвинений обошлось лишь потому, что никому не хотелось раздувать очередной скандал. Слишком уж резонансным оказалось убийство Исаака Левинсона и всей его семьи.
Вот и отпустили, взяв очередную расписку о неразглашении.
Плевать! Делиться подробностями с газетчиками я в любом случае не собирался. Не тот случай…
«Винт Архимеда» в силу раннего времени оказался полупустым, но мы все равно уселись в самый дальний угол.
– Наломали дров, да? – вздохнул Рамон, когда хозяин принес бокал белого вина и содовую ему и кувшин лимонада мне, получил несколько мелких монет и оставил нас в покое.
– Не без этого.
– Меня бы точно уволили, – с усмешкой протянул бывший констебль, – если бы не успели уволить до того.
– Видишь, как удачно получилось, – улыбнулся я, наполняя бокал лимонадом.
Рамон кисло глянул в ответ.
– Знаешь, сколько платят ночному сторожу на угольном складе? – спросил он.
– Кстати, раз уж речь зашла о деньгах! – Я достал из правого сапога пачку колониальных долларов и принялся, загибая уголки банкнот, их пересчитывать.
– Что это?! – всполошился Рамон.
Я погрозил ему пальцем, дошел до конца и разделил пачку на две равные части. Одну протянул приятелю.
– Что это? – повторил он вопрос, не притрагиваясь к деньгам.
– Это аванс. Восемьдесят долларов, – ответил я, убирая изрядно похудевшую пачку во внутренний карман пиджака.
– По нынешнему курсу это франков четыреста, так? – уставился на меня Рамон, который еще не отвык быть полицейским. – Лео, ты что – утаил восемьсот франков?
– Не утаил, – возразил я, поправляя очки, – а изъял в целях осуществления следственных мероприятий.
– Обоснуй.
– Оборотень знает о деньгах? Знает. Если через сообщника в Ньютон-Маркте он получит опись изъятых из номера вещей и не увидит в списке сто шестьдесят долларов, то наверняка захочет их вернуть. Сам придет!
– А мне тогда зачем половину отдал?
– Если я с ним не справлюсь, то за остатком отправлю к тебе. Я верю в тебя, Рамон.
Крепыш уставился на макет винта Архимеда, что висел прямо над столом, и какое-то время раздумывал над моими словами, потом убрал деньги в карман и потребовал:
– А теперь обоснуй, почему мы имеем право потратить эти деньги на собственные нужды.
– Все просто, – рассмеялся я. – Ты же не хочешь снабдить преступника деньгами, пусть даже и невольно? Чем больше ты успеешь потратить, тем меньше денег вернется оборотню! Или ты рассчитываешь справиться с ним один на один?
Рамон в существование гипотетического сообщника убийцы нисколько не верил, но все же досадливо поморщился:
– Типун тебе на язык! – Затем откинулся на спинку стула и сообщил: – Пока в Ньютон-Маркте мурыжили, успел перекинуться парой слов со знакомым констеблем; всем причастным строго-настрого приказали держать язык за зубами. Предупредили, что, если история просочится в газеты, поиском виновного займется лично главный инспектор.
Меня передернуло. Не хотел бы я привлечь внимание этого жуткого старика.
Но сказал не об этом. Вылил в стакан остатки лимонада и с досадой произнес:
– Надо было сразу оглушить его электричеством!
– Надо было, кто спорит? Теперь ты к нему с электрощупом и близко не подойдешь. Такой трюк мог сработать только раз, – резонно отметил Рамон, поднимаясь из-за стола. – Забудь об оборотне, пусть его выслеживает Третий департамент.