Тот захныкал и попятился, налетел на ближайший табурет и сел на него.
– Но я думал… я думал, это правильно, во имя науки!
– Папа! – повторял Бенджи, легонько хлопая мужчину по щекам. – Папа!
Брамбергер потянулся к стоявшему неподалеку подносу с инструментами и взял с него шприц.
– Это, – сказал он, нажимая на поршень.
– Не прикасайся к нему! – крикнул Бенджи, снова направляя на негодяя оружие.
Но Брамбергер не обратил на него внимания и влил жидкость из шприца в последнюю капельницу, что еще оставалась в руке мужчины.
Мы несколько минут молча смотрели, ожидая результатов.
Мужчина моргнул.
– Папа? – окликнула его Брин.
Здание в очередной раз содрогнулось, с потолка посыпались крошки бетона. А стальные конструкции скрипнули и застонали.
Бенджи помог отцу спуститься со стола.
– Ох, черт! Брин, помоги мне! – крикнул Бенджи.
Я взяла с подноса скальпель и перерезала шнуры на руках Брин.
Они с Бенджи поставили пострадавшего на ослабевшие ноги. Бенджи закинул руку отца на плечи Брин.
– Уводи его отсюда!
– Бенджи? – неуверенно произнес мужчина.
– Да, я здесь, папа, но ты должен идти. – Бенджи быстро обнял его и подал знак Брин уходить поскорее. – Увози его на юг, Брин! И не останавливайся, пока не перестанешь видеть огонь!
Брин обхватила отца за талию, придержала его руку, обнимавшую ее за шею, и как можно быстрее пошла прочь.
Снова взрыв, у меня клацнули зубы, я упала на колени.
Бенджи помог подняться.
– Нам тоже надо убираться, Рори! – Он потянул меня к выходу.
– Дети, – возразила я, не двигаясь с места.
Брамбергер покачал головой:
– Их нельзя передвигать. Они оба в устойчивом вегетативном состоянии, как и женщина.
Я вырвала из руки Бенджи девятимиллиметровый и ткнула им в Брамбергера:
– Что ты с ними сделал?
– Ничего! Их привезли в таком состоянии! Не знаю почему. Я не задаю вопросов с тех пор, как начал работать на «Великую дюжину». Я давно понял, что лучше ничего не знать. – Он посмотрел на девочку и уселся на табурет в углу. – Я останусь с ними. Это наименьшее, что я могу сделать.
Рендлешем схватил какие-то вещи, словно собираясь уйти, но Бенджи отобрал у меня пистолет и выстрелил. Я подпрыгнула от неожиданности, а Рендлешем с раздробленным коленом рухнул на пол рядом с подвывающим Теннисоном.
– Им всем лучше остаться со своими пациентами, – произнес Бенджи сорвавшимся голосом.
А потом схватил меня за руку и вывел из пластикового куба.
Громкий звон позади не остановил бы нас, но пронзительный визг доктора Брамбергера пригвоздил к месту.
Я обернулась и увидела, что Брамбергер вжимается спиной в пластиковую стену, а его табурет валяется на боку. Доктор во все глаза уставился на Цави, а та неестественно изгибалась и дергалась.
Я шагнула к пластиковой стене, но Бенджи меня удержал.
– Она жива! – воскликнула я с надеждой. – Она очнулась!
Но Бенджи показал на руку Цави. Когда Сай опускал ее на стол, рука Цави упала в сторону, на столик, где был водружен камень.
Из пор в камне сочилась темно-красная слизь. На первый взгляд казалось, что она течет по руке Цави и вползает в ее раны, но, присмотревшись, я увидела, что это не слизь, а маленькие красные существа. Видом и строением они походили на земных слизняков, а размером каждый был с ноготь человеческого большого пальца.
Теннисон встал и с пронзительным криком выдернул из глаза авторучку. Зажимая ладонью рану, он подошел к извивающемуся телу Цави и благоговейно уставился на него уцелевшим глазом:
– Случилось! Это инопланетные существа! Он их выпускает!
– Надо бежать, – тихо произнес Бенджи.
– Чего вы ждете, доктор Брамбергер? Возьмите образец! – приказал Теннисон.
Брамбергер взял чашку Петри и нервно поднес ее к красному медлительному потоку.
– Вот оно! – провозгласил Теннисон, протягивая руку над Цави. – Вот ради чего мы трудились так долго и усердно, Брамбергер!
Спина Цави выгнулась дугой, ее голова повернулась в сторону. Глаза Цави уже не щурились. Они широко распахнулись… и были кроваво-красными, из них сочилась красная слизь…
Брамбергер закричал, уронил чашку и быстро попятился от Цави, когда та села; голова, плечи, руки девушки дергались.
А потом молодое тело начало извиваться… и кричать. Теперь, когда паразиты нашли знакомого хозяина, они пытались перебраться в других. В людей.
Мое сердце бешено заколотилось. Цави стала носителем паразитов. Теннисон прав. Это действительно случилось. Мы опоздали.
– Детка… – тихо произнес Бенджи, осторожно таща меня назад.
Я кивнула, попятилась, стараясь не привлечь к себе внимания резким движением.
Мы осторожно вышли и направились к лестнице, несмотря на ужасающие крики, доносившиеся из пластикового помещения.
– Черт… – Я уставилась на огромный обломок бетона, загородивший лестницу, и повторила, стараясь не закричать: – Черт…
– А другой дороги на крышу нет?
Я нервно сглотнула:
– С той стороны. Лифт.
– Дела… – буркнул Бенджи и потянул меня к лифту.
Он нажал кнопку вызова.
Я покачала головой:
– Не могу.
– Что? – Бенджи повернулся ко мне.
Пронзительные крики стали громче.
– Я не езжу в лифтах. Не могу… – Я дышала все тяжелее, тревога возрастала по мере того, как приближался лифт.
– Но я с тобой. Мы не можем здесь оставаться.
Двери лифта открылись. Я заглянула внутрь.
– Может, есть какое-нибудь окно. Я могу забраться на крышу…
Бенджи сунул ногу между дверями лифта, не давая им закрыться, и обнял меня за плечи.
– Всего один этаж!
– Моих родителей убили, Бенджи. Люди, что напали на них, они… они работали на тайный отдел ЦРУ, на «Великую дюжину». Они вошли в гостиничный лифт вместе с нами, приставили пистолет к моей голове и заставили родителей пойти в наш номер, а там изнасиловали мою лучшую подругу и мучили нас, а потом бросили умирать. Я с тех пор ни разу не входила в лифт.
Я пыталась втянуть воздух, но не могла. Мысль о том, что придется войти в эту коробку, приводила в ужас.
– Рори, мне необходимо, чтобы ты пошла со мной… немедленно!
Но Бенджи смотрел не на меня, а куда-то за мою спину.