Приехали в Евпаторию. Аэродром тогда располагался на въезде в Евпаторию по симферопольской трассе, справа от нее и был размещен аэродром. И здесь построили три новых 3-этажных дома для летного состава, Илье и двум его товарищам в одном из этих домов выделили трехкомнатную квартиру, все три летчика поженились, и каждому досталось по комнате, нам самая большая, зал. По номеру получили один комплект мебели на всех, и наши мужья разыгрывали, кому что достанется, нам достался гардероб, а соседу рядом диван. Нашли там себе кровать, устроились. Они все время на работе, то дежурства, то полеты, эскадрилья вылетала все время в Севастополь. Там дежурили по неделе, то есть в это время Ильи дома нет. Прилетает одна эскадрилья, сразу же другая улетает. Они дежурили на аэродромах в Бельбеке и Херсонесе. Однажды прилетели все самолеты, а Илья не прилетел, ему дали задание отвезти пакет в какую-то часть, поэтому его не было. День нет, два нет, я ничего не соображаю, но все понимают, что что-то случилось. Оказывается, в это время как раз начались сильные дожди, и у него отказал мотор, он совершил вынужденную посадку в степи Черноморского района. В связи с тем, что начались дожди, самолеты не могли вылететь на поиски. Но мне никто ничего не говорил, хотя уже знали, что что-что случилось, только говорили мне, что все нормально. И вот прошло дня четыре, его нет, потом погода успокоилась, все-таки взлетели, нашли его самолет в степи, самого Илью на самолете отправили в Евпаторию, а на место аварии привезли мотористов и ремонтников, ведь отказал самолет. И он мне рассказывал, что когда он в степи сидел, у самолета бродили волки, их в Крыму тогда немало было, хорошо, что у него был пистолет с собой, он от волков отстреливался. Питания с собой не взял, питался диким луком, который собирал в степи. Приехал худой, заросший, сразу дали ему на неделю отпуск. Мы с ним ходили везде, гуляли, каждый день в ресторан ходили.
И представьте себе, в 1941 году у нас уже все знали, что будет война, вот такое страшное дело. Но все почему-то думали, что война будет не с Германией, ведь с ней мы заключили договор, а с Англией. Все были настроены на то, что англичане будут наступать на Крым, готовились к обороне полуострова. В Евпатории каждую неделю постоянно были учебные тревоги, гасили свет везде, сделали специальные занавески на все окна, и в домах, и в учреждениях темными занавесками все окна закрывались. Из газет кресты клеили на окнах, чтобы при бомбежке не бились стекла, идешь по городу днем, все это видишь. Но 25 мая муж прилетел из Севастополя после недельного дежурства и говорит: «Сегодня над городом были немецкие самолеты. Но нам не было команды подняться и дать им отпор». Командование сдерживало наши самолеты, хотя немцы всё фотографировали. И предупредил меня: «Ты только никому не говори, а то тебя еще обвинят за распространение закрытой информации». Тогда за этим очень строго следили, чтобы ничего армейского не просочилось. Так что знали все же, что война может быть.
В июне, в 10-х числах, объявили, что летчики должны поехать в лагеря на сборы на целый месяц. Илья мне предложил уехать, ведь что бы я одна сидела в квартире, он-то из лагерей ко мне не смог бы приезжать, его ожидало обучение и напряженная подготовка. Он предложил: «Ты поезжай к родным, там побудешь, а мне после лагерей дадут отпуск, я к тебе приеду». Так и решили, он мне билет достал, я поехала в г. Белый. На станции меня встречает отец и говорит: «Шура, война! Фашисты напали на нашу страну, сегодня Молотов в 12.00 выступал и объявил о нападении, хотя у нас был договор». После этого практически сразу же начались бомбежки, Смоленск уже горел, немцы ведь очень быстро прошли наши границы. Я не знала, что делать, как там муж, как все, думала, что ему там может быть трудно. Поэтому побыла у своих родных два дня, начала метаться и решила добираться к его родным в г. Белый. А тут пошли разговоры, что немцы высаживают десант, как раз в том месте, где я должна перейти через р. Сотню по мосту. Но я спокойно добралась, никаких немцев не встретила, может быть, они не возле дороги высадились. В общем, добралась до родных Ильи. Вскоре мы уже знали, что 27 июня горел Смоленск, все горело. И вдруг налет, 40 немецких самолетов бомбили Белый, разбили все в пух и прах. А где мы должны прятаться? Выбежали из дома и легли в картофельных бороздах, каждый в отдельную заполз. Вот так защищались от бомбежки, как нас не ранило осколками, до сих пор не могу понять. Город весь сожгли, большинство построек разбили. Все стали готовиться уходить в леса, зарезали барашков, начали сушить мясо, хлеб испекли. Все занимались только вот этой подготовкой. Так как лошадей забрали в армию, запрягли коров, нагрузили на них припасы и на коровах поехали в лес. Кругом же города дремучие леса расположены, прошли глубоко, прежде чем остановились. Со мной были моя свекровь и сестры мужа, а отец Ильи был больной, сказал, что будет умирать в родном доме. Остался в бане, мы его обеспечили питанием, потом сестры мужа его навещали, пока немцы не заняли город. Все жили в лесу, всухомятку питались, а я решила добираться до ст. Нелидово, оттуда уже в Крым. Сказала об этом родственникам мужа, я ведь перед тем, как уезжала в Евпаторию, оставила им свой велосипед. Теперь забрала его назад, так как до станции было 40 км. Добралась до станции, там пошла в комендатуру, показала свои документы, что я жена летчика Черноморского флота, паспорт с евпаторийской пропиской. Денег с собой нет, попросила коменданта как-нибудь помочь, он отвечает: «Ну как я могу тебе помочь, если все эшелоны с техникой и матчастью идут только на запад, а отсюда в Крым ничего не идет». Тогда я попросилась куда-нибудь с грузом, где поближе к Крыму, они меня посадили рядом с машинистом в один поезд. Копоть, грязь, все это на меня, но главное, что я еду. Спрашиваю у машиниста, куда едем, а он сам не знает куда. Хоть дал мне чего-то, поела, а то голодная была. Доехали до какой-то станции, где нам объявили, что путь разбит и дальше эшелон не пойдет. Пока повернули на Вязьму, подъезжаем к городу, он разбит, никакие поезда не принимает. Эшелон остановился, пассажиры слезли, отправили нас дальше за Вязьму на восток, никто ничего не знал. Пошли пешком, Вязьма горит, страшно, кое-как до следующей станции дошли. Там сели на какой-то поезд, куда идет, сами не знаем, главное, что идет.
Привезли нас в Брянск, в городе бомбят, но немцев не было. Посидели, я пошла в комендатуру, попросила помочь добраться до Крыма. Они сказали, что посадят меня на поезд до Орла, оттуда, согласно имеющейся у них информации, поезда на Крым шли свободно. Сутки я в комендатуре провела, посадили меня не на поезд, а на какую-то дрезину. Приехала и поразилась – в Орле тихо, спокойно, поезда ходят. У меня же нет ни денег, ничего, снова пошла в комендатуру, они меня посадили на поезд в Крым, и очень удачно, на евпаторийский. Залезла на верхнюю полку и уснула крепко, что, где мы едем, ничего не знала. Не ела, но это терпимо, а вот спать хотелось, часов 12 проспала. В Евпатории вышла, вся грязная, чумазая, в мазуте. Платье на мне было, настоящее крепдешиновое, красивое, а стало все черное, в гари. Как приехала, жены наших соседей меня увидели и перепугались: волосы все слиплись, все черное, соседки давай меня в ванную, купать, обмывать. Они уже знали, как действовать, у моего мужа соседом был его большой друг, комиссар полка, Федя Русяев, он быстро в Севастополь сообщил моему мужу, что приехала жена, «с фронта». Дали Илье У-2, он прилетел, глянул на меня, перепугался. Я ему все рассказала, он меня снова предупредил, чтобы я больше никому не рассказывала о своих приключениях, так как меня могли обвинить в паникерстве. Сказал, чтобы даже нашим соседям не рассказывала. Вот так я снова оказалась в Евпатории.