Затем меня направили в мотострелковый батальон 19-й гв. механизированной бригады. И тут подполковник Андриянко, командир разведки 8-го гв. мехкорпуса, перепутал меня с известным чешским писателем Чапеком, я говорю: «Я не Чапек, а Чепик», подполковник кивнул, но все равно меня командование между собой до конца войны называло Чапеком. Но сам Андриянко Александр Васильевич был отличным офицером, очень грамотным. Вообще, у нас в корпусе все командиры были очень хорошими. Меня привезли в батальон к комбату, который сразу определил меня в командиры отделения разведки, хотя я все еще был рядовым. Уже в части я научился стрелять из фаустпатрона. Я с собой 2 штуки стремился постоянно таскать, тяжеловато, конечно, но зато из него можно подбить танк со 100 метров.
Наши части вступили в Польшу, и у г. Лодзь нас послали в мою первую разведку добыть «языка». В моем отделении было 10 человек. Мы вышли вечером, прошли километров 10, тревоги не подняли. Уже по темноте вышли на шоссе. И засели там, в надежде, что кто-то будет по этой дороге ехать. Вырыли себе небольшие окопчики. Я посредине находился, а тогда и у нас, и у немцев был приказ, что если едешь по дороге, то туши свет, и где-то примерно в 12 или 1 час ночи мы видим, что что-то мигает. Я догадался, что это мотоцикл едет. Я приказал шепотом: «Этих не стрелять, это передовое охранение!» Так что пропустили мотоциклистов, минут через 10–15 смотрим, еще что-то мигает, побольше. Тут мы уже приготовились, снова проскочил легкий мотоцикл, точно кого-то сопровождают. И тут появились 3 автобуса, в каждом человек по 20–25. Оказалось, что это ехали с совещания офицеры, которые получили задание и возвращались к себе в часть, солдат там не было, и мы видели, что офицеры были подвыпившие. Когда автобусы поравнялись с нами, я отдал команду забросать их гранатами. У меня же был с собой фаустпатрон, я нажимаю на курок и попадаю в первый автобус. После накрыли немцев из автоматов, перебили многих, остальные и не думали о сопротивлении, а сразу тикали в лес кто как мог. В итоге мы взяли в плен несколько офицеров, мне достался офицер из штабного автобуса, в который я из фаустпатрона попал. Мы понимали, что скоро вернутся мотоциклисты, которые поймут, что что-то с офицерами случилось, и быстро отступили. Привели к нам в штаб человек 10 «языков». Из нас ни один не пострадал. Моего «языка» сразу допросили. Это был майор связи, с ним ценные документы. Кстати, я поинтересовался у майора, почему они так испугались, тот ответил: «Мы знали, что можем напороться на партизан в лесу, были подвыпившие, и потому так сильно перепугались». За эту операцию мне вручили орден Славы 3-й степени, а моим солдатам медали «За отвагу». И как раз тогда мне присвоили звание мл. сержант. После операции нам дали немного отдохнуть, и дальше в бой. Наступило время прорыва – нас посадили на танки, хотя мое отделение считалось отделением разведки, но нас все равно использовали как танковый десант. Когда танки нашего корпуса готовились идти на прорыв, их в строй становилось штук 100, это было очень внушительное зрелище. На каждом танке должно сидеть по 6-10 человек. Я был командиром отделения, подчинялся офицеру, который и посадил нас на танки, при этом танкисты были очень довольны, что мы сидели на танках, иначе танки без десанта немцы очень быстро подбивали. Перед наступлением обычно была артподготовка, от 30 минут до 1 часа. Потом передовые части разведывают обстановку, удалось ли выбить противника, только тогда идут вперед танки. Если сильный огонь по танкам, надо спрыгивать и идти пешком. Мы так и делали, но иногда, если немцы не сильно бьют, то оставались на танках. Нашей целью как танкового десанта было в первую очередь бить по позициям и занимать окопы, брать немцев в плен. Надо сказать, что наша артподготовка была очень эффективна, у нас сильно надеялись на артиллерию, это был настоящий «бог войны». Немцы от нашей артиллерии драпали. Мы прорывались к Берлину, но тут нас повернули в Померанию, где мы стали штурмом захватывать немецкие города, в одном из них мы продвигались вперед под сплошным огнем, немцы сильно били. Мы прорывались по улицам, где в обход, где напролом. Один раз там, где я наступал со своим отделением, нужно было взять сильно укрепленный дом. Мы идем на захват, а там немцы сидят, они кое-что изучили по-русски, кричат: «Иван, не стреляй, мы уйдем!» Я знал немецкий, мы договорились, что мы стрелять не будем, а они первый этаж оставят. Мы, отделение, всего 10 человек, туда пробрались, постреливаем, но оказалось, что в доме много немцев было, и не все ушли, часть осталась. Первый этаж наш, там вода, а со второго немецкие позиции начинаются. Повоевали, постреляли, немцы нам кричат: «Рус, дай воды!» Я в ответ: «А вы, фрицы, дайте нам курева!» У них же сигареты были, а не наши самокрутки. Спускают они сверху на веревке свой плоский котелок, заполненный сигаретами. Мы высыпали сигареты, набрали воды, кричим: «Тяните назад». Немцы потянули, поболтали немного, кричим: «Немцы, тикайте, а то стрелять будем!» Те в ответ: «Подождите, нам еще котелок воды нужен!» Снова котелок с сигаретами спустили немцы, мы им водой его заполнили. После немцы из дома ушли, мы вдесятером его полностью заняли, доложили начальству, что объект взят. Это было очень важно, потому что этот дом сильно мешал продвижению наших войск. Наверху такому делу очень обрадовались, за это мне дали орден Славы 2-й степени. Тут нам повезло, а так в других местах немцы обычно очень ожесточенно сопротивлялись. Вообще в городах у нас были большие потери. В моем отделении тоже были потери. Из 10 человек трое куда-то потерялись. Мы ушли вперед, а что с ними, я так и не знаю. Потом нас перебросили под Берлин. Для последней битвы было приготовлено 7 знамен Победы и выдано командирам передовых батальонов, одно из них передали нашему командиру Нестеренко. Мы подошли к какой-то речке, на ней еще стоял лед, но танки ведь по льду не пойдут. Тогда мы положили на лед доски шириной около 1 м. Пустили легкие танки, они прошли, тогда пустили машины потяжелее, снова прошли, а мы, пехота, несколько дальше по льду, а где и по воде перешли речку за одну ночь. И закрепились на плацдарме. После этого еще где-то также перешли речку, и наши войска окончательно закрепились на том берегу. Все время до начала наступления немцы постоянно пытались выбить нас, было жутко. Причем и разбрасывали листовки, и кричали нам, что они дойдут до Сталинграда, ведь они от города Сталина до Берлина отступили, но теперь у них якобы есть секретное оружие (имелась в виду атомная бомба), и они накроют русских. Но нам, несмотря ни на что, удалось сохранить плацдарм.
Затем пришло время штурма, нас поставили напротив Зееловских высот, где нам пришлось очень тяжело, 8 дней мы их брали. Нас на машинах привезли в лес, приказали окопаться и ждать. Началось все ночью в три часа, мы сильно били из пушек, потом «катюши» как зарядили по немцам. Потом пошли в атаку танки с нами как десантниками. Хотя наша разведка очень хорошо определила, где какие немецкие части расположены, все равно в первый раз мы не смогли прорвать оборону. Опять начался сильный обстрел, потом через полчаса пошли в наступление, но пехота снова залегла, не могут взять и все. Снова подготовка, и опять до рассвета атакуем, но не можем взять, что бы мы ни делали. Тогда где-то слева немецкую оборону прорвали, и туда нашу часть перебросили, там было немного 5–7 км, 15–20 минут, для танков ерунда, и только так удалось взять высоты.