Макэвой просматривал сделанные записи. Он исчеркал множество страниц, внося в свой разлинованный блокнот имена и числа, детали и версии. В написанном никому не разобраться, он единственный в Управлении владеет скорописью «Тилайн» [12] . Выучил в свободное время, пока стажировался. Как-то его прикрепили к старшему по званию, и Макэвой таскался за ним весь день, поражаясь той быстроте, с какой длинные тирады его начальника записывал «допущенный к телу» журналист. Полгода кропотливых занятий не прошли даром, даже если он периодически изумлял и веселил своих коллег иероглифами в блокноте: еще один верный признак, что у Макэвоя не все дома.
Звонков пока немного, утренний телепризыв не излечил горожан от «воскресного» синдрома. Люди наслаждаются выходными, выезжают с семьями за город или расслабляются в пабах. Необходимость звонить в полицию и давать показания в деле об убийстве представляется им, скорее, будничным делом, которое лучше оставить до рабочих часов «с девяти до пяти». В общем, перегрузки «горячей линии», на которую рассчитывала команда Макэвоя, так и не случилось. Звонки едва оправдывали сверхурочное дежурство.
Но по крайней мере, оперативный штаб уже начал обретать форму – благодаря в основном Макэвою, который ввиду вынужденного бездействия развернул бурную деятельность. Прикатил из соседнего кабинета белую магнитную доску и набросал на ней схему вчерашних событий. В самом центре доски красуется его собственное описание подозреваемого, выполненное толстым красным маркером. Среднее телосложение. Средний рост. Темная одежда. Балаклава. Слезящиеся голубые глаза. Не больно-то много, и все это понимают. Макэвой не мог выразиться точнее, но все равно испытывал угрызения совести из-за того, что не рассмотрел нападавшего лучше.
На дальнюю от двери стену он приколол карту города. Пунктиром разноцветных кнопок проследил на ней траекторию передвижения подозреваемого, убегавшего с Тринити-сквер. Каждая кнопка – чье-то свидетельство, надежное или не очень. Вся картина составлена на основе показаний очевидцев, записей систем видеонаблюдения и выстроенных по ним догадок. Глядя на нее, можно предположить, что подозреваемый двинулся по городским улицам на восток, за реку, прежде чем его след потерялся где-то в районе Драйпулского моста. Группа полицейских отработала маршрут, но не нашла ничего, кроме отпечатка ботинка в снегу – в месте, указанном кем-то из наиболее надежных свидетелей. Никаких следов орудия преступления. Констебли дружно решили, что мачете преступник забросил в реку. Выслушав этот короткий доклад, Фарао с такой силой хлопнула ладонями о крышку стола, что один из ее браслетов лопнул.
Телефон на столе вновь зазвонил. Макэвой снял трубку из бежевой пластмассы:
– Уголовный отдел полиции. Оперативный штаб.
На другом конце линии – дрожащий от волнения женский голос:
– Я хотела поговорить с кем-нибудь насчет Дафны. Насчет Дафны Коттон. – И тихое, ненужное уточнение: – Той девочки, которую вчера убили.
– Можете говорить со мной. Сержант полиции Эктор Макэвой…
– Ладно…
Голос слишком дрожащий, чтобы по нему представить собеседницу, но Макэвою показалось, что она его ровесница.
– У вас есть сведениями, которые…
Женщина втягивает воздух, и Макэвой догадался, что свои слова она успела отрепетировать. Хочет выдохнуть их сразу, не мешкая.
– Я внештатный преподаватель, выхожу на замену. Около года тому назад я работала в школе «Хессл». Там, где училась Дафна. Мы отлично поладили. Она была милой девочкой. Умненькой, вдумчивой. Хорошо писала сочинения, знаете ли. Это я и преподаю. Английский. Дафна показывала мне кое-что из своих рассказов. У нее был настоящий талант.
Женщина сделала паузу. Когда заговорила снова, голос ее надломился.
– Не спешите, – мягко посоветовал Макэвой.
Вздох. Шмыганье носом. Кашель, чтобы прочистить забитое слезами горло.
– Я ездила работать волонтером в ту часть света, откуда Дафна родом. Видела кое-что из того, что довелось видеть ей. Мы разговорились. Не знаю, наверное, я стала для нее кем-то вроде исповедника. Она выложила мне все, что скрывала от прочих. В ее рассказах было много всякого. Такого, о чем юной девушке знать не следует. Она сильно стеснялась, когда я расспрашивала ее, так что я стала давать ей литературные задания. Чтобы помочь исторгнуть все то, что отравляло ее изнутри.
Макэвой ждал продолжения. Не дождавшись, кашлянул.
И тогда женщина выпалила:
– С Дафной это случилось не впервые.
Макэвой заметил ее сразу, как только толкнул застекленную дверь модного паба и шагнул в теплую, подсвеченную синим полутьму Она сидела в одиночестве за круглым столиком у обогревателя рядом с барной стойкой. Вокруг пустые диваны и кресла, но она, похоже, предпочла место поближе к радиатору и едва не прижималась к его белой поверхности. Смотрела в стену, не замечая других посетителей. Макэвой не видел ее лица, но сама неподвижность фигуры достаточно ясно свидетельствовала о внутренней тревоге и скорби.
– Мисс Маунтфорд? – спросил Эктор, подходя к столику.
Женщина подняла глаза. Темно-карие, покрасневшие, они точно парили в темноте. Под глазами почти черные, набухшие тени усталости. В левой ноздре поблескивал серебряный гвоздик, но в остальном она совершенно на совпадала с портретом, который составил Макэвой, договорившись о встрече именно здесь, в самой неподобающей обстановке. Учительница Дафны оказалась невысокой и полной, вьющиеся каштановые волосы она собрала в небрежный узел, две своевольные пряди падали на лицо. Косметикой она явно не пользовалась, а ногти на коротких пальцах были обгрызены почти до мяса, одежда – черный кардиган поверх белой водолазки – сообщала, что стилю мисс Маунтфорд предпочитает удобство. Колец на пальцах не было, но на пухлом веснушчатом запястье красовался большой деревянный браслет с этнической резьбой.
Застенчиво кивнув, Вики Маунтфорд сделала движение навстречу, но Макэвой жестом попросил ее не подниматься. Выдвинул стул напротив и не спеша снял пальто, рассматривая высокий бокал на столе, в котором таяли кубики льда, похожие на обсосанные леденцы.
– Почему здесь, мисс Маунтфорд? Вы уверены, что мы не можем поговорить в более подходящем месте?
Вики провела ладонью по круглому лицу, тоже посмотрела на бокал, затем оглядела бар. Пожала плечами.
– Я уже говорила, что снимаю дом напополам с подругой, и гостиная сегодня в ее распоряжении. Не люблю полицейские участки. По воскресеньям меня всегда можно найти здесь. Ничего, не напрягает. – Она опять уставилась на бокал. – И мне нужно выпить, чтобы говорить о Дафне, – тихо добавила она.
– Должно быть, это непросто, – сказал Макэвой негромко, но так, чтобы его не заглушил гул наполовину заполненного бара. – Мы ставим в известность родственников, но порой забываем о друзьях. Услышать эту страшную новость по радио? Прочесть в газете? Это очень тяжело.