Вики кивнула, и Макэвой уловил в этом движении благодарность. Он уже подумывал угостить учительницу выпивкой, когда у столика возникла официантка в черной футболке и легинсах.
– Двойную водку с тоником, – с облегчением выдохнула Вики и глянула на Макэвоя: – А вы?
Макэвой растерялся. Можно попросить кофе или колу, но атмосферу это не растопит. Стоит ли с самого начала усложнять отношения с ценным свидетелем, предпочитающим что-то покрепче?
– Мне то же самое.
Они молчали до возвращения официантки. Та уже через минуту снова оказалась у столика, расстелила на черном лаке столешницы аккуратные белые салфетки, поставила напитки. Вики сразу же, большим глотком ополовинила свой стакан. Макэвой осторожно пригубил и поставил выпивку на стол, пожалев, что не заказал пинту пива.
– Я и забыл, что сегодня воскресенье. Думал, тут все забито клерками в костюмах.
Вики выдавила улыбку.
– Я бываю здесь только по воскресеньям. В будни все столики заняты, да и люди косятся, если приходишь одна. И по воскресеньям здесь играет живая музыка. Джаз-банд приступит через час-другой.
– И хорошо играют? Я бы с удовольствием послушал джаз.
– Тут каждую неделю разные группы. Сегодня латиноамериканцы какие-то. Говорят, они ничего.
Макэвой выпятил нижнюю губу, демонстрируя интерес. В последние дни работы констеблем ему довелось патрулировать территорию джазового фестиваля в Беверли. Тогда его поразили некоторые из этноджазовых групп, издалека приехавшие в этот городок на востоке Йоркшира, чтобы исполнить десяток-полтора сплетенных между собой мелодий перед пьяными студентами и немногочисленными ценителями.
– Билеты дорогие?
– Если прийти до шести часов, концерт бесплатно. Потом собирают по пятерке, кажется. Я еще ни разу не платила.
– Да? Неплохая экономия.
– Учительнице на замену приходится считать каждый пенни.
Это замечание возвращало их к главной теме. Макэвой открыл блокнот, выразительно полистал. Постарался изобразить на лице участие и готовность слушать, не перебивая.
– Должно быть, Дафна много для вас значила, – подбодрил он.
– Такая напрасная смерть. – В голосе ее звучало скорее усталое смирение, чем боль. – Дафна прошла через ад, сумела навести какой-то порядок в жизни…
– Да?
Она молчала. Подняла бокал, вытрясла из него последние капли. Прикрыла глаза, точно принимая решение, и нагнулась. Макэвой услышал, как вжикнула молния, и через секунду Вики протянула ему сложенные листы:
– Вот что написала Дафна. О чем я вам говорила.
– И это…
– Ее рассказ. Фрагмент истории. Клочок ее настоящей жизни. Я вам уже сказала, Дафна была талантливой девочкой. Я жалела, что не смогу учить ее и дальше, что в школе нет постоянной вакансии. Мы просто разговаривали. Я бывала в Сьерра-Леоне, ездила туда волонтером. Строила школу, немного преподавала там и сям, в местах, которые Дафна хорошо знала. Этого было достаточно, чтобы мы сблизились. Подружились.
Макэвой молчал. Пятнадцатилетняя девочка и женщина старше ее примерно лет на двадцать?
– У нее были подруги и среди сверстниц, разумеется, – сказала Вики, словно прочтя его мысли. Она двигала свой бокал по столу медленными, ровными кругами. – Дафна была обыкновенной девочкой, если такие вообще есть. Любила поп-музыку. Смотрела «Молокососов» и «Старшего брата» [13] , как все они. Я никогда не бывала в ее комнате, но не сомневаюсь, что без плакатов Take That там не обошлось. Из числа остальных ее выделяли сочинения. Они, да еще вера, хотя мы никогда по-настоящему не обсуждали религию. По правде говоря, нет во мне религиозности. Если официальные анкеты интересуются моими убеждениями, в этой графе я пишу: «Светозарная сущность». Или «Джедаи», на худой конец.
Макэвой улыбнулся. Не отдавая себе отчета, сделал большой глоток и ощутил, как по пищеводу стекает приятное тепло.
– Лично я ставлю прочерк.
– Вы атеист?
– А вот это их не касается, – сказал он, понадеявшись, что тему этим и закроет.
– Пожалуй, вы правы. Дафна точно не кичилась религиозностью. Носила крестик, но была довольно собранной, школьная форма застегнута на все пуговки, так что ее не упрекнешь в том, что она выставляла веру напоказ. Мы и разговорились-то потому лишь, что меня заинтересовали кое-какие ответы, которые она давала в классе. Должно быть, уже с год тому назад. На три недели я подменила их учителя. Разбирались с «Макбетом».
Макэвой попытался припомнить отрывок, выученный для школьного выступления:
– «Нередко, чтобы нас завлечь в беду, орудья мрака говорят нам правду, заманивают всяким честным вздором, чтоб в глубочайшем деле обмануть» [14] . – И замолчал, смутившись.
– Недурно, – рассмеялась учительница, и Макэвоя потрясла масштабность перемены в ней. Простая улыбка наделила Вики полным правом в одиночестве сидеть в джаз-клубе, хотя еще секунду назад она казалась серой, никому не интересной мышкой.
– Я вызубрил этот кусок, когда мне было тринадцать, – признался Макэвой. – Пришлось декламировать перед полным залом родителей и учителей. До сих пор вздрагиваю, стоит только вспомнить. За всю свою жизнь так не боялся.
– Правда? А меня вот сцена не пугала, – снова улыбнулась Вики, и официальная беседа окончательно свернула в русло дружеской болтовни. – Ребенком меня нельзя было вытащить оттуда. Застенчивость не в моем характере.
– Завидую, – совершенно искренне сказал Макэвой.
– Мне всегда казалось, полицейским чужда застенчивость.
– Просто застенчивость можно научиться скрывать, – пожал он плечами. – У меня получается, как думаете?
– Ну, меня вы одурачили. Но я вас не выдам.
– Итак, – Макэвой решил вернуть разговор к интересующей его теме, – «Макбет»?
– Ну, короче говоря, я стала задавать классу наводящие вопросы. Что-то о зле. Мне хотелось знать, каких персонажей пьесы можно назвать по-настоящему хорошими и по-настоящему плохими. Все прочие дети отнесли Банко и Макдуфа к положительным героям. Дафна им возражала. Практически всех разместила посредине. Сказала, что человеку не свойственны крайности. Хорошие люди совершают дурные поступки, злые люди способны на добро. Люди не могут быть чем-то одним постоянно. Ей было никак не больше двенадцати или тринадцати лет, и меня заинтересовали ее рассуждения. Я попросила ее остаться после урока, просто поговорить. Контракт со школой в итоге продлили до полугода, так что мы с Дафной сошлись довольно близко. Учителя знали, что она приемная дочь и что она, должно быть, пережила какую-то трагедию, но доступа к записям в личных делах учеников у меня не было.