– Доброе утро! Пакет для доктора Адамса, компания «Братья Адамс»…
– Что? Повтори… – дергаясь в такт музыке, не расслышал ее молодой секретарь.
…Спустя три часа, ровно в 13.03, Валенсия вышла из небоскреба на углу 46-й улицы и Пятой авеню. И, оказавшись в потоке прохожих на солнечной стороне улицы, устало закрыла глаза. Да, она устала так, словно перетащила на себе тонну груза. Три часа непрерывной актерской работы – это, оказывается, изнурительный труд. Надо бы присесть в ближайшем кафе, выпить холодного апельсинового сока. Но нельзя – сейчас ланч-тайм, в это кафе могут зайти секретарши, у которых она только что была. И значит – вперед, нужно отойти от 46-й хотя бы на несколько кварталов.
Валенсия выпрямилась и как-то разом преобразилась. Куда подевались эти скромно согнутые плечи курьерши, этот огорченный взгляд, эта приниженная и почти шаркающая походка? Освободив стянутые на затылке волосы и растрепав их по плечам, она снова стала стройной красоткой с гордо поднятой головой и тем вызывающим взглядом, каким умеют смотреть на мир девушки, знающие себе цену. Именно этим победным взглядом она окинула всю Пятую авеню – и густой поток клерков, высыпавших сюда в обеденный перерыв потрепаться и перекусить, и иностранцев, спешащих из одного дорогого магазина в другой с бумажными сумками «Lord & Taylor», «Saks Fifth Avenue» и «Victoria Secrets», и курьеров с рюкзачками, летящих по тротуарам на роликовых коньках.
Да, три недели назад на том побережье, в Калифорнии, она получила удар под дых. Там, во Фримонте и Сан-Хосе, она впервые в жизни начала ощущать к мужчине какое-то особое, почти материнское чувство, и вдруг он сам, сознательно и добровольно, подложил ее полковнику Брауну только для того, чтобы получить финансирование на свои наноцацки! Нет, к Реберу у нее нет претензий. Ребер гениальный прохвост – под научное открытие Марка получил миллионы от Пентагона и часть этих денег положил себе в карман, а на вторую часть содержал лабораторию Марка и развлекался с его женой. Причем «щедро» платил ей за каждую ночь, зная, что эти деньги лягут на его же счет! Учиться нужно у таких пройдох! К тому же и она получала кое-что от Ребера – сотню, как минимум, вкусных оргазмов, путешествия по самым знаменитым курортам и дорогие подарки. Нет, Ребер не был жадным, просто их адюльтер был сугубо деловой сделкой для них обоих, и в этом бизнесе он сделал ее как ребенка. А вот Марк…
Одно хорошо – резко, одним крутым поворотом судьбы она избавилась от преследования. Пусть эти испанцы – кто бы они ни были, мафиози, ФБР или московское ФСБ – ищут ее в Калифорнии. Пусть они допрашивают Марка и Ребера – она исчезла из их жизни, растворилась в Америке, как свист в воздухе.
И все же… Если у вас в кармане было почти двести тысяч долларов, муж-профессор без пяти минут лауреат Нобелевской премии и любовник-миллиардер, и вдруг вы остались почти ни с чем – какие-то несчастные двадцать тысяч баксов (даже «Тойоту» пришлось бросить в Калифорнии, потому что при ее покупке Марку выдали title [10] на его имя) – как вы будете чувствовать себя? Перелет в Нью-Йорк, гостиница на западе Манхэттена (не в Бруклин же ей ехать, в конце концов!), кое-какая теплая одежда на первое время (в Калифорнии теплое было ни к чему) – и вот уже от двадцати тысяч осталось только семнадцать. А когда на западе 73-й улицы нашла крошечную студию за 2300 баксов в месяц, и пришлось сразу отдать арендную плату за первый и два последних месяца, то – о, ужас! – осталось только десять! От страха сердце защемило! Конечно, с точки зрения простого обывателя, и отель на западе Манхэттена, и, тем паче, студия за 2300 в месяц – это было безумием и расточительством. И будь Валенсия заурядной простушкой, впервые попавшей в Нью-Йорк, она бы забилась в какую-нибудь дешевую квартирку в Квинсе или Бруклине – и что? Пошла бы продавщицей в «Macy’s» или официанткой в «Pizza-Hot»? На восемь долларов в час? Нет уж, извините! Валенсия не привыкла сдаваться и – учтите – ей было уже двадцать пять! А в двадцать пять любая одинокая женщина, даже простушка, считает, что всё, это последний рубеж, пан или пропал, сейчас или никогда!
Да, Валенсия пошла на смертельный риск, но… победила их всех – и клерков, зарабатывающих десять, ну, максимум пятнадцать долларов в час, и тех лощеных и откалиброванных секретарш, которые получают – смешно сказать – аж двадцатку! А она, Валенсия, за три часа работы и двадцать два телефонных звонка сняла четыре тысячи четыреста долларов! А сколько еще не пройденных ею офисных небоскребов на одной только Пятой авеню!
Вы, конечно, спросите: как? Как можно двадцатью телефонными звонками сделать четыре тысячи баксов? Ладно, вам, как своим читателям, я, так и быть, скажу. Только имейте в виду – это не очень кошерно. В списке телефонных компаний Нью-Йорка она нашла самую маленькую, обслуживающую только Северный Квинс телефонную компанию «Optimum International Telephone Calls, Inc.», затем сняла в этом Северном Квинсе дешевую крохотную студию и зарегистрировала в «Optimum International», что каждый звонок на ее номер стоит двести долларов. А потом, как вы видели, стала обходить самые богатые компании на Пятой авеню и оттуда звонить самой себе. Вот и всё! За эти звонки «Optimum International Calls» брала деньги с этих компаний и переводила на ее счет. Никто до этого не додумался, кроме самых первых русских эмигрантов сорок лет назад, но те умники зарвались, начисляли себе по тысяче и даже две тысячи долларов за звонок, и их, конечно, вычислили и накрыли. Однако с тех пор прошла уйма времени, а все новое – это, как известно, хорошо забытое старое (только не инструкторами «Розария № А08», которые для своих агентов коллекционируют все аварийные способы выживания на Западе). Конечно, и Валенсия могла назначить тысячу долларов за звонок, но зачем подставляться? Для большой компании, которая каждый день говорит по телефону со всем миром, двести долларов – ерунда, если в бухгалтерии этой компании даже обратят внимание на эту сумму, они не станут тратить время на расследование. А Валенсия не собирается заниматься этим постоянно, ее цель за месяц собрать тысяч сто и тут же съехать с квинсовской квартиры, чтобы и концов не оставлять.
Победно усмехнувшись и поправив на плече ремешок холщового рюкзачка, она двинулась вниз по Пятой авеню.
Да, свою первую и основную квартиру с боковым видом на Централ-Парк она снимала на 73-й Вест-стрит за 2300 долларов в месяц. Но что это за квартира? Крохотная, с одним окном пенал-студия на девятом этаже, под самой крышей, которая раскалялась летом и промерзала зимой. Зато… Зато по утрам, в 6.30, Валенсия в бандане, в наушниках и с айфоном, в спортивных кроссовках, легкой маечке и джинсовых шортиках спускалась в мраморный холл своего жилого дома, говорила усатому, в красивой ливрее портье Раймонду «Доброе утро!», перебегала авеню Централ-Парк-Вест ко входу в парк и снова, как в Принстоне, легкой и ошеломляюще красивой бегуньей летела по дорожкам парка. А навстречу ей…
Вы знаете, кто бегает в такую рань по Центральному парку?
Нет, не Вуди Аллен и не Миа Ферроу, которые тоже живут с окнами на Центральный парк – они, к сожалению, уже не бегают, а только смотрят на бегунов из своих апартаментов. Но будущие Аллены и Ферроу, а также нынешние молодые и пожилые миллионеры и даже миллиардеры, проживающие на Ист– и Вест-Сайд между 59-й и 90-й улицами, – вот кто бегает тут в такую рань или прогуливает своих собак.