Девушка справилась у первой попавшейся служанки, где можно найти барона, и та проводила ее в кабинет. Оказалось, что по утрам барон, возвратившись с ежедневной верховой прогулки, работает именно здесь. Иногда его можно найти там и днем, но не слишком часто, поскольку в это время он обычно ездит с визитами. Сегодня, однако, он никуда не поехал;
Ларисса краем уха прислушивалась к болтовне горничной, заранее готовясь к испытанию. Щеки ярко пламенели, ноги подкашивались. Но какая-то неведомая сила не давала упасть.
Кабинет оказался на удивление уютным: повсюду были расставлены удобные кресла и диваны, так что любой гость почувствовал бы себя вполне комфортно… любой, кроме нее. Здесь горело несколько ламп, поскольку день выдался унылым и пасмурным, а снег все еще валил. Розовые абажуры удивительно гармонировали с рубиново-красными шторами. Бедняжка пыталась смотреть куда угодно, только не на барона. Но это ей плохо удавалось.
Он сидел за массивным письменным столом, читая газету, и даже не поднял глаз. Возможно, розовые отсветы, падавшие на лицо, делали его таким же разрумянившимся, как щеки самой Лариссы.
Напрасная надежда. Разве что-то может смутить этого человека?
— Кто-то был в моей комнате прошлой ночью. Я подозревала вас, но оказалось, что вы давно спите, — выпалила она и тут же сообразила, что таким образом призналась в посещении его спальни прошлой ночью. Откуда же еще ей знать, что он спал? И если он не знал о вторжении, то теперь наверняка все понял.
— Это вполне мог быть и я.
Смысл его слов не сразу дошел до нее сквозь туман стыда и смущения.
— Простите, — пробормотала она, — неужели вы его не знаете? Разве такое возможно?
— Я никогда не просыпаюсь во время ночных хождений. Но посторонние утверждают, что я подвержен приступам лунатизма. Не частым. И я не гуляю по всему дому, иначе меня пришлось бы запирать на ночь, что, видите ли, не совсем желательно. Но существует некоторая вероятность того, что я мог забрести в вашу комнату во время одного из таких странных припадков. Поэтому и приказал вставить запоры, чтобы исключить возможность повторения столь прискорбных инцидентов.
Он настолько благороден, что берет вину на себя, хотя всему причиной его болезнь!
Девушка облегченно вздохнула. Он не видел ее! И теперь она получила возможность надежно запирать двери, независимо от того, находится она в комнате или нет, так что и насчет воров можно не волноваться. Об отъезде, разумеется, и речи нет!
Но она все-таки должна убраться отсюда. В ее чувствах к барону есть что-то неестественное. Ей следовало бы презирать его, и только, но отчего-то не получается.
Она едва не заявила, что немедленно начинает искать другое жилье, но тут же вспомнила брата и нового врача, который осмотрел его вчера и заверил, что мальчик уже через неделю сможет вставать, если, конечно, выдержит строгий постельный режим. И посоветовал Томасу, как и прежний доктор, любой ценой избегать сквозняков, иначе он снова сляжет.
Какая она, должно быть, плохая сестра, если в своих переживаниях позволила себе забыть о нуждах брата! Хотя… хотя это еще одна причина, по которой стоило бы расстаться с бароном. Он завладел ее мыслями.
Однако придется подождать еще неделю, до полного выздоровления Томаса. А она тем временем найдет аукционный зал, служащие которого помогут распродать наиболее ценные предметы обстановки, и обратится к ювелиру, готовому предложить самую высокую цену за жемчуг матери. Невозможно дольше надеяться, что возвращение отца все уладит. Да и вернется ли он? В глубине души Лариссе отчего-то казалось, что больше они никогда не увидятся. Поэтому необходимо подумать, как заработать на хлеб. Что ни говори, а придется содержать себя и Томаса. Они не увидят ни пенни из состояния отца, пока его официально не объявят…
Нет, она не может произнести вслух это страшное слово. Язык не поворачивается. Но кто знает, сколько продлится такое положение.
Поспешный взгляд в окно подсказал ей, что начинать все это слишком поздно. Да и сегодняшний день явно не подходит для прогулок по Лондону. Не хватало еще простудиться и провести несколько недель в постели. Утром она приступит к делу… если сумеет выспаться ночью.
— Простите за беспокойство, — пробормотала она, направляясь к двери. — Возвращайтесь к вашим книгам. И спасибо за то, что позаботились о замках.
— Не уходите.
Ларисса растерянно вздрогнула. Каково ей слышать от него такое?
Не сразу сообразила она, что он просит ее еще немного побыть в кабинете. Но почему в голосе звучит мольба, почти отчаяние?
Он действительно невыносимо одинок, теперь она в этом уверена. Хотя ей не должно быть до этого дела. В конце концов, кто он ей? Чужой человек, враг, лишивший ее крыши над головой.
Вот только доброе сердце не желало прислушиваться к доводам разума. Одиночество барона не давало ей покоя, а присущее характеру сострадание готово было излиться на одинокую душу.
Оглянувшись, она вопросительно подняла брови, словно призывая уточнить суть дела. Но Винсент не находил слов. Ему требовался предлог, чтобы удержать ее здесь, но ничего подходящего в голову не шло. Просьба сорвалась с языка так неожиданно… пожалуй, он слишком опрометчиво раскрылся перед девушкой…
Сжалившись, Ларисса подошла к окну, очевидно, с тем чтобы дать барону время найти благовидную причину.
Она ожидала услышать самые банальные извинения, но Винсент удивил ее, заставив усомниться в том, так ли уж одинок на самом деле. Правда, девушка искренне обрадовалась: что ни говори, а она вовсе не хочет питать к нему ни жалости, ни симпатии. Очевидно, он хотел обсудить с ней какое-то дело, но за всеми этими разговорами забыл, о чем пойдет речь. Поэтому и попросил остаться, хотя так и не смог вспомнить предмет их будущей беседы. Что ж, такое со всяким может случиться. И с чего она вдруг взяла, будто он одинок и несчастен? Может, просто старалась увидеть в нем что-то хорошее? Вздор! Впредь ей следует быть осмотрительнее и не давать воли воображению.
— Врач был у вашего брата? — наконец спохватился он.
— Да.
— Вот и прекрасно. Я хотел, чтобы слуги не слишком одолевали беднягу своими жалобами и у него осталось время заняться всеми, кто требует его внимания. К сожалению, он успел уехать раньше, чем я смог увидеть его.
— Нет, — улыбнулась девушка, — по-моему, он упоминал, что Томас был его единственным пациентом за весь день.
— Как здоровье мальчика?
— Поправляется, хотя врач велел ему оставаться в постели еще неделю-другую.
— Должно быть, новость пришлась ему не по вкусу.
— Ах, значит, вы помните себя в возрасте Томаса? — пошутила она. Вполне естественные слова. Почему же он вдруг помрачнел как туча? Ларисса побоялась спросить. Чем меньше она знает о нем, тем лучше. Поэтому она, не выказывая одолевавшего ее любопытства, спокойно продолжала: