Он снова задрожал:

– У меня оставалась лишь одна, последняя, порция изначального порошка. И я только что ее принял. Вот что я имел в виду, когда сказал, что вскоре Джекил навсегда прекратит свое существование. Даже сейчас мне кажется, что я слышу жуткий смех Хайда, эхом отдающийся в моем черепе. Его триумф будет концом для нас обоих.

И пока он говорил, я вообразил, будто уже различаю в чертах Джекила признаки той ужасающей бледности, что мы наблюдали накануне его перевоплощения во время нашего прошлого визита. Я поднялся, решив уйти, прежде чем произойдет новая трансформация.

Холмс, однако, не пошевелился, все так же продолжая стоять перед камином. Он изучал нашего хозяина с холодным, чисто академическим интересом, словно находился в лаборатории.

– Осталось объяснить еще одну загадку, – произнес он. – Два месяца назад Хайд вдруг объявился средь бела дня возле дома Лэньона. Мне доподлинно известно, что он покидал дом как Джекил. Почему вы пошли на такой риск?

Ученый кивнул:

– Так это вы преследовали Хайда в тот день! Он так и подозревал, хотя едва ли вас узнал. – Доктор устало пожал плечами. – То было безумие отчаяния. Меня вдруг захватила идея, что при содействии выдающегося Лэньона мне все-таки удастся как-нибудь воссоздать изначальный порошок. Перевоплощение в пути привело меня – или, скорее, Хайда – в чувство, и безумная надежда была оставлена. Повторное появление убийцы на пороге дома Лэньона могло закончиться вызовом полиции. Хайд велел кучеру вернуться к дому Джекила – точнее, остановиться за углом, где он мог войти, не попавшись на глаза слугам. Однако решение было принято слишком поздно, к тому времени Хайда уже опознали. – Он помолчал, а затем с интересом взглянул на моего товарища. – Что же привело вас сюда в этот роковой день? Возможно ли, что за столь короткое время вы смогли прийти к той же истине, к которой я шел всю жизнь?

Холмс махнул рукой:

– Просто охотничий инстинкт, а может, интуиция. Что-то из прочитанного ранее днем вдруг вспомнилось, когда я играл на скрипке. Это и еще кое-что, что я увидел, не разглядев поначалу последнего акта отчаяния.

Последовала тишина, не менее долгая и тягостная, чем гнетущая траурная атмосфера, которая воцаряется после ухода последнего посетителя в комнате, где выставлен для прощания гроб с покойником. Где-то в отдалении размеренными и бесстрастными ударами часы отсчитывали оставшиеся мгновения Генри Джекила.

Нечто сродни сочувствию мелькнуло в обычно холодных глазах сыщика.

– Ну и каковы же теперь ваши планы?

– На рабочем столе у меня стоит склянка с кураре. Джекилу не хватает мужества принять яд, а у Хайда нет желания это делать. Молю, чтобы он воспользовался веревкой, которая, несомненно, и суждена ему, если его схватят. Другой возможности скрыться для нас просто нет.

Холмс неодобрительно покачал головой:

– Хайд никогда не совершит самоубийство. Его мерзкое себялюбие потребует найти способ избежать виселицы.

– Тогда остается только одно.

Под нашими взорами Джекил с усилием поднялся из кресла и взял кочергу, стоявшую возле камина. Поигрывая ею, он уставился на сыщика.

– Что вы делаете? – спросил Холмс, нащупывая в кармане револьвер.

– То, что должен делать человек, не имеющий желания жить и смелости умереть, – ответил доктор, неуклюже надвигаясь на него.

– Не дурите, Джекил! – Мой товарищ отступил на шаг и достал револьвер.

Я поднял с пола свой.

– Берегитесь, Холмс! – закричал я. – Он сошел с ума!

Джекил издал тихий и безрадостный смешок, убедивший меня, что его разум и вправду повредился, не выдержав ужасной личной трагедии.

– Нет, доктор, – произнес он, не останавливаясь и не отрывая глаз от намеченной жертвы. – Я действительно считаю, что впервые за многие, многие месяцы мыслю ясно.

Холмс уперся спиной в дверь: ему больше некуда было отступать. Джекил занес кочергу над головой и изготовился к удару. А тем временем его мощное тело, словно восковая фигурка, поставленная слишком близко к открытому очагу, начало как бы съеживаться, пока не стало напоминать дряблые формы Хайда. Холмс в упор выстрелил ему в грудь – раз, другой.

Какое-то время – мне показалось, что прошла целая вечность, – его противник стоял, словно парализованный, занеся, но не опуская для смертельного удара металлический прут. Я сжимал револьвер, твердо вознамерившись стрелять. Затем Джекил – вернее, уже Хайд – покачнулся и начал оседать, выпустив кочергу, которая со звоном упала на пол. В следующий миг он растянулся поверх нее. Потом дернулся и затих.

Я бросился к нему и поискал пульс. Через миг я поднял глаза на своего друга, который все так же стоял, прислонившись к двери, с дымящимся в руке оружием, и мрачно покачал головой.

– Да смилостивится Господь над его душой, – пробормотал Холмс.

Раздался неистовый стук в дверь.

– Джекил! – Это был голос Аттерсона, звенящий от тревоги. Загремела дверная ручка. – Черт возьми, Джекил, если вы в порядке, ответьте! Пул, выламывай дверь!

Дверь содрогнулась в косяке, как от сильного удара плечом. Это в буквальном смысле подтолкнуло Холмса к действиям.

– Уотсон, сюда! – рявкнул он. – Живо! Держите дверь!

Подняв револьвер, я подчинился. Лишь только я уперся плечом в дверь, как Холмс бросился к рабочему столу Джекила. Тот был завален бумагами, испещренными убористыми заметками и химическими символами. Мой друг быстро просмотрел их, затем сгреб и свалил в железный таз поблизости. Потом схватил бутылку с этикеткой «Спирт», открыл ее, понюхал, чтобы убедиться в содержимом, и перевернул над бумагами, тщательно поливая их жидкостью.

– Скорее, Холмс! – взмолился я.

С той стороны к Аттерсону и Пулу присоединился еще кто-то, и противостояние совместным усилиям этой троицы истощало как мои силы, так и крепость замка.

Знаменитый сыщик отступил назад, чиркнул спичкой и бросил ее в таз. Бумаги немедленно вспыхнули мощным пламенем, взметнувшимся едва ли не до потолка.

– И вместе с заметками Джекила исчезают и шансы, что кто-нибудь однажды повторит его дьявольские эксперименты, – произнес Холмс, наблюдая за огнем, поглощающим надежды и мечты этого заблудшего горемыки, Генри Джекила. – Можете теперь отойти от двери, Уотсон.

Его последние слова едва не потонули в грохоте от удара топора, расколовшего тяжелую дверь.

XX. Совет мистеру Стивенсону

Однажды, это было уже в конце весны, проведя утро за игрой в бильярд в своем клубе, я вернулся на Бейкер-стрит и обнаружил Шерлока Холмса оживленно беседующим с каким-то человеком, черты которого мне не удалось разглядеть, поскольку он сидел спиной к двери. Я извинился и развернулся было, чтобы не мешать им, но Холмс окликнул меня и взмахом руки позвал обратно.