- Конечно, — горько усмехнулся Эвбулид. — Афиней куда проще!
- И тебя тоже изгнали из Афин?
- Нет, я сам…
Эвбулид снова набросился на мясо с сочными листьями папоротника. Давясь, стал рассказывать, как он уважал и любил Фемистокла, как часто вспоминал о нем в последнее время.
- Подожди меня, я сейчас! — в конце концов, не выдержала Домиция и, всхлипывая, выбежала из эргастула.
Пошатываясь от слабости, Эвбулид прошел за ней следом, вышел в незакрытый дверной проем, всей грудью вдохнул свежий воздух сада и прислонился спиной к деревянным доскам своей тюрьмы.
Так он стоял, глядя на высокие звезды, от которых теперь его не отделяло ничто, кроме колышащихся ветвей деревьев, пока снова не послышались торопливые шаги Домиции.
- Ты с ума сошел! — ужаснулась римлянка, видя пленника на свободе. — Вдруг тебя кто–нибудь увидит!
- А тебя? — слабо улыбнулся ей в ответ Эвбулид.
Домиция помогла ему войти в эргастул и принялась деловито складывать на пол принесенные миски.
- Вот сыр, мед, мясо с лепешкой, настой из трав, — перечислила она и попросила: — Только ты говори, говори мне о нем!..
- Хорошо! — улыбнулся Эвбулид. — Но сначала скажи, который сегодня день?
-Майские иды, — ответила Домиция. — По–вашему: первый день Таргелиона.
И на следующую ночь, и в течение еще нескольких ночей, заменяя пустые миски на новые, наполненные мясом, фруктами, рыбой, овощами, приходила в эргастул Домиция.
Эвбулид заметно окреп, повеселел, мысли о скорой смерти оставили его.
Смеясь, он рассказывал Домиции о проделках эфебов, зачинщиком которых частенько оказывался неистощимый на веселые выдумки Фемистокл.
Римлянка слушала, как юноши проигрывали в кости последний хитон, отправляясь домой в одежде Амура, как заставляли почтенных афинян изображать из себя петухов, добиваясь, чтобы они кукарекали и махали руками, словно крыльями. Ужасалась. Потом сама рассказывала, как тяжело жилось другу Эвбулида в Сицилии.
Эвбулид вздыхал, жалел Фемистокла и, как мог, успокаивал Домицию.
На одиннадцатый день шаги послышались задолго до заката. Эвбулид обрадовано рванулся к двери, но тут же остановился.
Судя по звукам, шли два человека. И делали они это, совершенно не таясь.
- Еще не завонял! — сказал грубый мужской голос, и другой, хриплый, равнодушно заметил:
— Тем лучше. Все приятнее будет тащить его. Открывай!
— Дверь пронзительно заскрипела, и Эвбулид зажмурился от ударившего в глаза яркого света.
- Смотри! Живой… — раздался с порога удивленный голос.
- Что же теперь нам делать?
- Может, крюком по голове? А то, что скажем Филагру?
- Что теперь он может посылать на работы еще одного раба! — усмехнулся Эвбулид, подслеповато глядя на двух рабов — могильщиков с длинными крючьями в руках, которыми они обычно оттаскивали тела умерших рабов на свалку за имением.
— Смотри — он еще разговаривает! — воскликнул долговязый раб с тупым лицом.
— И улыбается… — со страхом подтвердил его коренастый напарник.
- Но человек не может жить целый месяц без воды!
- И без пищи!..
- Не иначе, как тут замешаны злые боги! — попятился долговязый.
— Скорее к Филагру, пусть сам с ним разбирается…
Дверь эргастула захлопнулась.
- Эй, вы, куда?! — бросаясь к ней, закричал Эвбулид. — Вы что, жалкие трусы, собираетесь предать своего товарища по несчастью?!
- Он еще и ругается! — донесся в ответ испуганный голос, и другой, срывающийся, заторопил: — Бежим…
Понимая, что Филагр, в отличие от забитых могильщиков, сразу догадается, что пленник жив не благодаря добрым или злым духам, Эвбулид весь остаток дня не находил себе места. Насколько раньше ожидал он прихода Домиции, настолько слезно молил теперь богов предупредить ее об опасности и помешать ей прийти сегодня.
Но римлянка по своему обыкновению появилась на дорожке сразу же после заката. Услышав ее легкие шаги, приближающиеся к зргастулу, Эвбулид прижался губами к тонким щелям в двери и зашептал:
- Домиция! Стой… не подходи!
Но, должно быть, Домиция не услышала Эвбулида. Как ни в чем не бывало, она приближалась к двери. И тогда он, забыв про осторожность, громко крикнул:
- Домиция! Уходи!
Шаги смолкли. Эвбулид прислушался к тишине за дверью. «Услышала!», — с облегчением подумал он и в ту же секунду раздался оглушительно громкий в чуткий ночной час голос Филагра:
- А ну, стой!
Дверь распахнулась. Эвбулмд увидел управляющего в окружении трех дюжих надсмотрщиков и жавшихся друг к другу могильщиков.
Надсмотрщики запалили факелы и осветили стройную фигурку римлянки. В руках Домиции были миски и кувшин.
- Значит, Домиция! — с удовлетворением заметил Филагр, — Я так и думал.
— Не тронь ее! — закричал Эвбулид, бросаясь к выходу, но дверь захлопнулась перед его лицом. — Она не виновата! — принялся колотить он толстые доски. — Слышишь, ты! Это я, я просил, умолял сжалиться надо мной… Она не хотела!
- Ты пойдешь у меня завтра в поле, коли уж выжил здесь! — усмехнулся Филагр. — И клянусь богами, я буду очень удивлен, если ты протянешь там хотя бы десятую часть того времени, что провел в эргастуле! А ты, — услышал Эвбулид, — скажи спасибо, что за этим делом застал тебя я, а не наш господин Эвдем. Твое счастье, что он выделяет тебя из остальных рабынь! И не пойму, что он в тебе нашел?.. Ну–ка, дай посмотрю…
За дверью послышались тяжелые шаги Филагра и звонкий шлепок, похожий на пощечину.
- Что–о? — взревел управляющий. — Ты ударила меня? Меня?!
— Не будешь в другой раз распускать руки! — бросила в ответ римлянка.
- Да я тебя за это… я, — задохнулся управляющий и крикнул надсмотрщикам: — А ну, хватайте эту недотрогу, делайте с ней все, что хотите!
- Только попробуйте! — голос римлянки зазвенел, как туго натянутая тетива. — Тот, кто дотронется до меня, испытает на себе весь гнев Эвдема!
- Да мужчины вы или нет?! — продолжал бесноваться управляющий. — А–а–а, трусы! Тогда я сам…
- Остановись, Филагр! — послышался голос одного из надсмотрщиков. — Ты слишком много выпил сегодня…
- Не больше, чем вчера! — огрызнулся Филагр. — А ну, пусти!
— Пожалуйста, — усмехнулся надсмотрщик. — Но, смотри, как бы сегодняшний кувшин вина не оказался для тебя последним.
- С Эвдемом шутки плохи… — глухо подтвердил кто–то. — Или тебе с Публием мало других рабынь?