Маша спрашивала, как она это пережила? Она еще не пережила. И через десять лет не переживет. И через двадцать, и тридцать, и пятьдесят. В сердце навсегда останется сестра-близнец, и сколько бы времени ни прошло, она всегда будет юной, красивой и тепло улыбающейся, комкающей в кулаках края подола лазурного воздушного платья, сотканного из небес и морской глади.
«Она – это она, а ты – это ты. Сражайся за живое, не за мертвое».
Если бы Оля была менее рациональна и критична, она бы подумала, что кто-то прошептал ей их прямо в ухо, а так она списала все на игры разума, шелест листьев и шум мелкого дождя, из-за которого ее белоснежный короткий сарафан намок – вода оставляла на ткани светло-серые точки.
Взгляд погруженной в мысли Ольги привлекла небольшая, слегка облезлая бирюзовая вывеска, на которой аляповатыми желтыми буквами значилось: «Парикмахерская «Красавица». Чуть ниже виднелась табличка, этакий маркетинговый ход местного значения: «Новая прическа – новая жизнь».
Ольга остановилась, разглядывая вывески. Она думала не больше тридцати секунд, после решительно поднялась по короткой лестнице, распахнула двери и вошла в помещение под звон музыки ветров – дешевые металлические трубочки болтались прямо над выходом, радостно оповещая о приходе клиентов. Еще через минуту она уже сидела в кресле перед большим зеркалом – посетителей в парикмахерской не было.
– Что желаете? – спросила парикмахер – необъятная тетенька с добрыми и простыми глазами черничного цвета.
– Сделайте короткую стрижку, – сказала Оля.
– Насколько короткую?
– Под мальчика.
– Не жалко под мальчика-то? Вам бы, девушка, лучше волосы отрастить длинные, до пояса, – поцокала языком парикмахер, проводя пальцами по светлым волосам. О том, что совсем недавно у Ольги были длинные волосы, она, естественно, не знала.
– Уже были такие, стригите под мальчика. Чем короче, тем лучше.
– Да жалко же! – возмутилась тетенька. – Чего хорошую стрижку портить-то?
– Я тороплюсь, пожалуйста, сделайте то, что я сказала, – отозвалась отрывисто Оля.
– Хозяин – барин, – пожала плечами женщина. – Раз просите – сделаю.
И она действительно сделала все, как просила клиентка, – умело и быстро. Некогда длинные и женственные светло-русые волосы превратились в короткие мальчишеские.
– Случилось что? – вдруг спросила парикмахер, когда Оля уже рассчитывалась с ней.
– Нет.
– Да вижу я, что случилось, – не поверила та. – Ну, в общем-то ты правильно сделала, что обстриглась. Сестра у меня есть, она у нас от бабки дар переняла, дар будущее видеть может, так вот, она говорит, что вместе с остриженными волосами и плохое уходит.
– Да? – не слишком верила во все необъяснимо-мистическое Оля, поняв, кто автор рекламной вывески. Она разглядывала себя в зеркале, трогая пальцами волосы то на висках, то на затылке, и неожиданно дерзкая короткая мальчишеская прическа ей понравилась. Сейчас Князева перестала быть похожей на Бурундукову. И даже на Инну.
– Что тебя тревожит? – не отставала тетенька. – Парень? Поссорилась с ним? Или любовь несчастная? Или с деньгами туго? Слушай, а хочешь, я тебе того… погадаю, а? Чуть-чуть умею.
И она без спросу взяла руку удивленной Оли, повсматривалась в мелкие узоры на ладони, пожевала губами и выдала:
– Ох, как-то сейчас все печально у тебя в любви-то, да и не только в ней. Тебя как будто две, – черничные глаза прищурились. – А как будто бы и одна. Да уж. Не знаю, как это, только ты меня понимаешь, видать. Вон как у тебя пальцы дрогнули. Но это… ты крепись. Сильная же. Если выдержишь – все у тебя нормально будет. Вот сестра бы точно сказала, что да как, а я могу сказать только, что муж у тебя будет – не скоро, да, но будет. И дочка будет. И все у тебя будет. Главное – сейчас не сломаться. – Она выпустила руку девушки и широко улыбнулась ей: – Иди с Богом, девочка.
– Э-э-э, спасибо, – ответила Оля, подумав, что все-таки надо было идти в хороший салон, а не в местную дешевую парикмахерскую со странной женщиной, вдруг вздумавшей ей погадать. Однако в глубине души у Князевой стало как-то поспокойней, и она была даже благодарна парикмахерше за ее слова-утешения, пусть и глупые.
На улицу Ольга выходила с куда более свободной душой, словно, отдав волосы, отдала куда-то и свою тяжесть с плеч, и неправильное желание быть для родителей хорошей девочкой, такой, какой была Инна, и страдания из-за первой в ее жизни любви. Кажется, даже объем легких увеличился, и дышать стало свободнее. В детстве строгая мама не разрешала близняшкам подстригать волосы, а сейчас Оля подумала, что будь у нее дочка, она бы разрешала ей делать с прической все, что она только пожелает. Потому что это ее дело и ее жизнь.
Дождь кончился. Девушка шагала по мокрому, но быстросохнущему асфальту и, время от времени трогая короткий ежик на голове, смотрела по сторонам, как будто в первый раз попала на улицу, и все ей казалось странным, новым. Когда из-за нехотя уползающих туч выглянуло солнце, она села на лавочку, оставшуюся сухой из-за нависших над ней ветвей дерева, – чтобы позвонить матери и сказать, что она все же будет присутствовать на благотворительном балу, устраиваемом дедом Дениса. Мать очень хотела видеть там дочку, а Ольга никуда не желала идти.
Мать удивилась.
– Что с тобой? – спросила она. – Ты в последнее время странная.
Родители так часто говорили, что она странная, что Ольга промолчала.
– Ничего не случилось? – продолжала допытываться ее женщина.
– Ничего, – подтвердила дочь.
– Это все тот мальчик? – спросила Князева-старшая вдруг.
– Какой мальчик?
– С которым ты общаешься. Я видела вас однажды, – призналась мать девушки, и та мигом поняла, что родительница говорит не о Никите, а о Диме. Если бы она узрела, что ее драгоценная дочь общается с младшим братом Андрея Марта, то, скорее всего, сейчас Ольга находилась бы уже на другом континенте.
– И что? – спросила Оля, подумав про себя, что мать точно не одобрит такого парня, как ее Дима. Он ведь обычный. Как говорит мать? «Я предпочитаю штучные товары, а не массовое производство». Ей даже и объяснять не надо, что Дима – как раз таки не такой как все, единственный.
– Ничего. Я просто интересуюсь жизнью своей дочери. Может быть, ты познакомишь нас? Как его зовут?
– Мама, давай погорим об этом потом, – отозвалась девушка, глядя в небо, на кусок светло-голубого неба, который становился все больше и больше. А вот тучи медленно убирались восвояси.
– Хорошо, поговорим потом, – покорно отвечала мать, и они распрощались. Ольга откинулась на деревянную спинку, вдыхая свежий воздух.
На соседней лавочке весело болтали две взрослые девушки с колясками – красной и синей, в которых сидели два очаровательных карапуза, переговаривающихся между собою. Оля почему-то засмотрелась на детей, а они по очереди улыбнулись ей. Девочка из красной коляски даже потянула к ней ручки, что-то забавно угукнув. Ее мама тут же повернулась к Князевой и тоже улыбнулась.