Так и происходило сейчас в тех секторах, из которых сисаны и вычислили эти разрозненные и на первый взгляд ничем между собой не связанные рейсы. И предположили, что на Куксе-14 находится нечто, что позволят премьерам и президентам ставших оранжевыми секторов надеяться на успех в противостоянии с Императором. То есть некое оружие или устройство, способное оказаться таковым. И они нарочно затягивают начало мятежа, ожидая, пока это нечто будет доведено до рабочей готовности.
Поэтому на Куке-14 и направили Гвардию. Наши гвардейские крейсера обладают комплексом разведывательно-аналитической аппаратуры, не уступающей исследовательскому рейдеру. Так что если имеет место природный феномен, то весь комплекс исследований будет выполнен, а если предположение сисанов окажется близким к истине, то возможность нейтрализации угрозы уже будет находиться в необходимой точке. Судя по тому, что монады десанта были подняты по тревоге и выстроены для постановки боевой задачи, сисаны не ошиблись…
* * *
Сначала я услышал разговор. Вернее ругань. Один орал громко, надсаживаясь, с истеричными нотками в голосе. А второй отвечал ему, но эдак с ленцой, небрежно, через губу. Спустя десяток шагов насторожился и Головатюк. Он сделал еще шаг, остановился, прислушался и обернулся ко мне.
— Товарищ командир…
Я кивнул, показывая, что тоже слышу.
— Оставайтесь тут. Займите позицию и изготовьтесь к бою. — Я повернулся к Иванюшину: — Еще раз откроешь огонь без приказа — пристрелю лично. Понятно?
Младший политрук торопливо кивнул:
— Так точно.
Я двинулся вперед, слыша, как мои подчиненные торопливо расходятся по сторонам и залегают за деревьями. Я поправил «дегтярь» на плече так, чтобы он висел наиболее удобно для немедленного открытия огня, передвинул под руку контейнер, который, как я узнал, назывался кобурой, и вышел на поляну.
На поляне присутствовали шестеро. Трое сидели на траве, устало и безразлично посматривая по сторонам, а трое стояли. Один из стоящих был худеньким, но жилистым пареньком лет двадцати по среднеимперскому исчислению, а двое других заметно старше. Ругался как раз паренек.
— …должны уничтожать врага там, где мы его увидим! Это же фашисты! Товарищ Тимошенко…
— Достал! — прервал его один из двух старших и этак лихо сплюнул. — Кончай свою политинформацию. Твой товарищ Тимошенко с самим товарищем Сталиным могут хватать винтовки и идти уничтожать врага там, где они его увидят. А с нас хватит! Навоевались.
— Да как вы можете такое говорить? — возмутился парень. — Да я…
Второй старший вдруг подался вперед и, ухватив паренька за щеку, вывернул ему голову.
— А ты сейчас засунешь язык в жопу и заткнешься! Понял? Кончились твои комсомольские штучки! Все. Просрали ваши!..
— Ы-ы-ытпусти! — с трудом просипел паренек, но второй только ухмыльнулся и еще больнее завернул кожу.
А первый глумливо усмехнулся и, сплюнув еще раз, заговорил:
— Значит, так, братва, кому еще не надоело за просто так гробить свою жизнь, могут оставаться с этим цуциком и дальше нарываться на немецкие пули. А у кого есть голова на плечах — айда с нами. Мы больше ни за кого воевать не намерены. Только за себя. Понятно?
Я сделал шаг вперед и слегка небрежно заметил:
— Нет.
Мое появление оказало эффект разорвавшейся бомбы. Непонятно почему, но до сего момента меня никто не замечал. А теперь на меня уставилось шесть пар глаз. Паренек, которого в момент моего появления отпустили, блымнул глазами и обрадованно вскрикнул:
— Товарищ командир!
Я молча отдал честь и двинулся к ним. Когда до группы оставалось шагов семь-восемь, тот, что разговаривал с пареньком, выхватил из кармана ТТ и направил на меня:
— А ну стой!
Я замер. Он некоторое время разглядывал меня, а затем снова картинно сплюнул.
— Шел бы ты, дядя, обратно, туда, откуда пришел. Нам здесь никаких командиров не надобно. Мы теперь без командиров решили жить.
Я качнул головой, выказывая удивление.
— Вот как? А насколько мне видно, на вас — форма. И это означает, что вы давали присягу и подчиняетесь законам государства, которые требуют от вас выполнения воинского долга и подчинения приказам. Или я не прав?
— А нам на законы теперь наплевать, — заявил вооруженный ТТ, — и государства того теперь тоже нет. Все. Кончилось! И посильнее нашего с немцем драться пытались, а ничего не вышло. Так что и Союзу теперь капут! Доигрался товарищ Сталин в мировую революцию…
Я с интересом слушал его сентенции. Как все тут интересно устроено. Да уж, не зря затерянная колония всегда была анекдотом. И не только потому, что до сих пор считалось, будто установлена судьба не только всех переселенческих транспортов, но и девяноста пяти процентов исчезнувших исследовательских рейдеров. Хотя, по расчетам сисанов, экипаж исследовательского рейдера был слишком мал, чтобы образовать полноценную саморазвивающуюся колонию. Затерянная колония была еще и стандартным начальным заходом социомоделирующих задач, которыми так любили развлекаться сисаны. Ох и экзотические социомодели у них получались!..
— …так что вали-ка ты отсюда, туварищ камандир, — специально коверкая слова, заявил мой визави, — пока цел. Понятно?
Я… улыбнулся. На моего собеседника это произвело ошеломляющее впечатление. Он озадаченно уставился на меня и еще сильнее стиснул свой пистолет.
— Что ж, — миролюбиво начал я, — вижу, вы находитесь в состоянии психологического шока. Он вполне объясним, ибо, на ваш взгляд, наша армия потерпела сокрушительное и необъяснимое поражение в приграничном сражении. Поэтому вы демонстрируете мне сейчас неадекватные послешоковые реакции. Я могу их принять и простить. Если… — Я сделал паузу и обвел взглядом всех присутствующих, которые оторопело пялились на меня, разинув рты. Из всей речи они поняли едва ли половину. А то и меньше. Не говоря уж о том, что, как видно, никто из них не ожидал таких пассажей из уст обычного командира местной армии, которого они видели перед собой. — …вы найдете в себе силы вновь вернуться в строй.
Несколько мгновений все продолжали озадаченно разглядывать меня, а затем вооруженный тряхнул головой, будто скидывая оцепенение, вызванное моими словами, и зло ощерился:
— Тебе че, неясно было сказано? Вали отсюда, пока…
— Ты можешь попытаться меня убить, — тихо и уже совершенно другим тоном произнес я, — три раза. Если ты остановишься на двух и признаешь себя подчиненным, я тебя прощу. После третьей попытки я тебя убью. Вопросы есть?
— Че?!..
Слишком резкий переход от теоретических рассуждений на конкретику часто действует на неподготовленную аудиторию ошеломляюще. Чего я и добивался. Пока весь разговор полностью соответствовал тому, как я хотел его провести. Нужен был еще один, завершающий штришок. Поэтому я нагловато усмехнулся и демонстративно сложил руки на груди.