Он, еще ошеломленный столь неожиданным окончанием нашей вполне дружелюбной беседы, настороженно вскинул на меня глаза:
— Что вы имеете в виду?
Я улыбнулся. Не люблю озвучивать очевидное. Фон Зееншанце уставился на меня в упор, а затем тихо спросил:
— Кто вы?
Я качнул головой.
— Сейчас не время и не место об этом говорить, но, если вы хотите получить хотя бы шанс оказаться со мной на одной стороне, воспользуйтесь моим советом. — Я сделал короткую паузу, давая ему возможность если не понять, то хотя бы запомнить мои слова, а затем спросил: — Для встречи с фройляйн Вилорой вам нужен переводчик?
Он на мгновение задумался, потом качнул головой.
— Ну что ж… единственное, уединение я вам предоставить не могу. Это будет плохо и для вас, и для нее. — Я убрал ТТ в кобуру и махнул своим. — Возьмите этого фрица и отнесите к остальным. И пусть лейтенант Сокольницкая окажет ему первую помощь.
Через полтора часа после окончания боя над опушкой леса появился немецкий самолет. Он не стал снижаться, шеренги немецких трупов, усеявшие поле, были отлично видны и оттуда. Но нас на опушке уже не было. Оставшихся в живых полицаев я приказал расстрелять: предательство не заслуживает никакого снисхождения, — а вот уцелевших немцев просто связали и привязали к деревьям. Собранное немецкое оружие сложили в огромную кучу, облили бензином из грузовиков, которые также привели в полную негодность, и подожгли. Когда этот костер догорит, то даже его несгоревшее металлическое содержимое окажется годным только на переплавку. После чего я увел батальон обратно в глубь лесного массива.
За вечер и начало ночи мы удалились от места боя почти на пятнадцать километров. Здесь я устроил привал, собрав новое оперативное совещание.
— Итоги первого боестолкновения можно считать положительными, — начал я, а затем устроил своим командирам такой раздракон, что, будь народ чуть менее крепким, точно без обмороков бы не обошлось.
Иванюшин в конце даже досадливо обмолвился:
— И когда вы все успели заметить-то, товарищ капитан?
Я усмехнулся:
— Работа у меня такая. Ладно, на этом разбор закончим. Скажу только, несмотря на то что большинство этих недостатков, к счастью, в тех условиях, которые нам удалось создать, не были критически важны, так будет не всегда. Всем понятно, к чему может привести недостаточное внимание к маскировочным мероприятиям в случае подготовки засады или плохо выполняющее свои обязанности походное охранение на марше. И обратил я ваше внимание на них потому, что завтра батальон разделяется.
Все замерли. Они уже как-то привыкли, что я всегда рядом. И одной из причин, по которой я избрал именно эту тактику при проведении следующей операции, была именно необходимость дать своим командирам подразделений немного «поплескаться» в одиночку.
— Достаньте карты, — приказал я, — лист номер семь. Итак, следующими объектами атаки будут склады горюче-смазочных материалов вблизи населенных пунктов Оранчицы, Кобрин и Черемха…
На следующее утро обе роты ушли, а я с подразделениями, отнесенными к управлению батальона, двинулся в сторону Оранчиц.
До складов мы добрались на четвертый день марша. Все это время в небе постоянно маячили немецкие самолеты. Это несколько затрудняло продвижение, но леса здесь были достаточно густые, так что обнаружения удалось избежать. Однако за роты я немного волновался.
Склады на меня особенного впечатления не произвели. Хотя охраны на них было заметно больше, чем на артиллерийских под Бронна Гура. Впрочем, оно и понятно. Те склады оказались заполнены вооружением, боеприпасами и имуществом, в подавляющем большинстве годным только на переработку. Горючее же, хранящееся на этом, могло напрямую идти в дело. И шло. Во всяком случае, когда мы подошли к складам, там стояли под разгрузкой несколько железнодорожных цистерн, а под загрузкой — два топливозаправщика и несколько грузовиков, в которые загружали бочки. Похоже, немцы просто включили эти склады в свою логистическую схему. Что, на мой взгляд, было вполне оправданно.
Атаку я назначил на два часа ночи. Поскольку на этот раз мы были более свободны в граничных условиях, все началось с того, что мы забросали гранатами казармы охраны. Причем особая ирония проявилась в том, что для этой атаки были в основном использованы немецкие гранаты, тут же окрещенные моими бойцами «колотушками», которые были единственными трофеями, принятыми нами на вооружение после первого боя. Практически одновременно были расстреляны часовые и охрана ворот. Затем бойцы перенесли огонь на танки с горючим, а два самых крупных из них я приказал подорвать сосредоточенными зарядами. Так что спустя сорок минут, когда мы покидали расположение складов, от языков огня, занявших полнеба, вокруг стало светло как днем.
Следующую атаку мы предприняли через три дня на стратегической автомагистрали Минск-Брест. За два дня, с утра первого из них и до вечера второго, в течение которых мы двигались параллельно магистрали, на ней было уничтожено более четырех десятков грузовиков и разгромлены три небольшие комендатуры, расположенные в населенных пунктах, через которые она проходила. Это практически полностью парализовало движение по трассе.
Судя по тому, что за эти два дня немцы практически никак не отреагировали на наши наглые (мы особенно и не скрывались) действия, их командование было в полной панике. Чего и следовало ожидать. Вряд ли у них под рукой имелся еще один столь талантливый командир, как фон Зееншанце, а он точно выбыл из игры в связи с ранением. И возможно, если он последует моему совету, насовсем. Подразделения, которые можно было бы довольно легко задействовать в операции против нас, мы уничтожили, а других в районе не было. Снимать войска с фронта? Ну… так мы их, похоже, еще не напугали. Скорее всего, в настоящий момент немцы лихорадочно перебрасывали дополнительные силы из тыловых районов поблизости и, возможно, с территории генерал-губернаторства. [4] Да и вообще, три почти одновременных нападения на склады ГСМ, [5] расположенные столь далеко друг от друга, должны были полностью сбить их с толку.
А еще через день мой батальон воссоединился на лесном складе неподалеку от Бронна Гура, который был выбран в качестве точки рандеву. И более бурной радости, честно признаюсь, мне пока наблюдать не приходилось. Все-таки иногда свободная демонстрация искренних чувств способна дать такой заряд, какого ты никаким иным способом получить не сможешь…
К сожалению, батальон понес первые потери. В первой роте, у Головатюка было трое убитых и семеро раненых, один из которых тяжело. У Иванюшина — пятеро убитых и восемь ранено, но все легко. Я, к счастью, обошелся без убитых, а раненых имелось только четверо. Причем во многом потому, что лично работал на подстраховке, двигаясь позади своих и своевременно снимая опасных стрелков. Ночью я вижу всего процентов на тридцать хуже, чем днем, и способен сохранять остроту зрения при намного большем, чем у моих ребят, световом контрасте. У рот такой подстраховки не было. Но в общем и целом операцию я решил считать успешной.