Узнав от Дойла, что он хочет меня видеть, я даже обрадовался. Препирательства с ним по поводу того, что считается уликой, а что – нет, представлялись мне не более бесполезными, чем времяпрепровождение в последние часы, и несравненно более увлекательными. И я снова спустился в подземку.
Однако Дойл не стал возвращаться к дебатам об уликах. Не успел я сесть на стул напротив его стола, как помощник прокурора извлек из ящика стола какой-то предмет и протянул мне со словами:
– Знаком ли вам этот человек?
Я уставился на фото из полицейского досье, необычайно высокого качества, на которых была запечатлена анфас и в профиль знакомая мне личность. Пытаясь потянуть время, я начал внимательно изучать снимок. Потом, придя к выводу, что вдоволь налюбовался, кивнул и небрежно бросил фотографию на стол.
– Божиться не стал бы, но он напоминает типа, с которым я общался во время одного расследования… Минутку, я вспомню. Есть! Мурлыка! Года два назад. Я мог сдать его полиции за маленький проступок, который он совершил, но не сделал этого. А из-за чего шум? Он что, снова что-нибудь натворил?
– Его опознали сразу три свидетеля. Именно он сорвал с груди миссис Байноу орхидею, пока женщина лежала на тротуаре.
– Черт побери! Его опознали живьем или по фотографии?
– По фотографии. Когда вы видели его в последний раз?
Я лучезарно улыбнулся:
– Послушайте, я уже говорил вам, что́ сказал мистер Вульф мистеру Кремеру. Инспектор сам признал, что похититель не мог воткнуть в миссис Байноу иголку. В ту секунду, когда он срывал орхидею, женщина уже умирала. Так какое отношение это имеет к убийству? Видите, мы уперлись в ту же проблему, что и с фотопленкой. Я понимаю, что мы не в зале суда, так что вы не связаны правилами допроса свидетелей, тогда как я связан. Я не намерен…
– А когда вы видели его в последний раз?
– Ничего не выйдет. Найдите связь. Докажите его причастность к убийству, и я слово в слово изложу вам все разговоры, что мы с ним когда-либо вели. У меня потрясающая память.
Дойл кипел, как чайник, от негодования. Я уже смирился с мыслью, что, если мне суждено покинуть это здание и ступить на нью-йоркский тротуар, то только под залог. Мысль эта еще больше окрепла, когда Дойл, велев мне подождать, покинул комнату и оставил меня под присмотром какого-то занюханного сыщика.
Однако спустя четверть часа, показавшуюся мне вечностью, помощник прокурора вернулся в задумчивом настроении и просто известил, что на сегодня с меня хватит. Даже не предупредил, что я должен быть в пределах досягаемости.
Словом, к пяти часам я поспел в фотолабораторию. Однако меня попросили подождать: мой заказ еще не выполнен и будет готов примерно через час. Верзила объяснил, что после Пасхи заказов набирается как никогда в году. Так что я пока позвонил Вульфу и в очередной раз набрал номер Айрис Иннес.
Наконец я купил несколько вечерних газет, чтобы узнать свежие новости про убийство миссис Байноу. На первых полосах красовались снимки всех фотографов, дежуривших во время пасхального шествия перед церковью Святого Фомы. Мое фото, снятое в тот день в редакции «Газетт», вышло не слишком удачным: я прищурился и выглядел старше своих лет.
В начале седьмого диапозитивы были готовы. И хотя я вовсе не ожидал увидеть какую-то диковину вроде летящей в воздухе иголки, решил все же просмотреть их, благо диаскоп стоял прямо на прилавке.
Всего я сделал одиннадцать снимков. На пяти красовались снятые крупным планом орхидеи, которые я накануне фотографировал в оранжерее. На двух была запечатлена толпа, повалившая из церкви по окончании пасхальной службы. И лишь на последних четырех я распознал миссис Байноу и ее спутников.
Дольше всего я разглядывал четвертый диапозитив, который подтвердил то, что я наблюдал собственными глазами в видоискатель фотокамеры. На снимке были видны затылок, рука и плечо Мурлыки, а находился он по меньшей мере в трех футах от миссис Байноу.
Никакой иголки. Следовательно, никакая это не улика. Но я решил, что лишняя осторожность не помешает, и попросил у верзилы еще один конверт, который он мне любезно дал, не содрав лишней платы.
Я спрятал в конверт диапозитивы с изображением миссис Байноу и опустил его в левый карман, а второй конверт поместил в правый. Теперь, если мэр, или губернатор, или Дж. Эдгар Гувер остановят меня на тротуаре и попросят показать снимки, сделанные мной во время пасхального парада, они уже не узнают, что я уделял повышенное внимание миссис Байноу.
Впрочем, никто меня не остановил. В половине седьмого, когда еще не начали сгущаться сумерки, я уже взлетел на крыльцо нашего особняка на Западной Тридцать пятой улице, отпер дверь и с изумлением убедился, что цепочку никто не навесил.
Впрочем, главный сюрприз ждал меня впереди. Наша старая дубовая вешалка в прихожей была настолько увешана пальто и шляпами, что мне пришлось пристроить собственное пальто на спинку стула. Из кабинета через открытую дверь доносился рык Вульфа. Я прокрался по прихожей, заглянул в дверь и увидел, что за моим столом восседает окружной прокурор Скиннер, а кабинет настолько забит людьми, что яблоку упасть негде.
Я был потрясен. Терпеть не могу, когда кто-то сидит в моем кресле, пусть это даже сам окружной прокурор.
Когда я вошел, все головы повернулись в мою сторону, а Вульф замолчал. Поскольку мое место заняли, я хотел было поинтересоваться, не лишний ли здесь, но сдержался. Вульф сам заговорил, когда я начал пробираться к своему столу, лавируя между кресел:
– Вы заняли место мистера Гудвина, мистер Скиннер. Не возражаете, если он сядет за свой стол?
Это помогло, но не слишком. Прежде Вульф никогда не устраивал подобные сборища, не предупредив меня. К тому же я полдня потратил, пытаясь по его приказу разыскать четверых людей, присутствующих в его кабинете: знакомых мне Айрис Иннес и Джо Херрика, а также Алана Гайса и Огастеса Пицци, рядом с которыми стоял накануне возле церкви Святого Фомы.
За спиной у Гайса нашлось свободное желтое кресло, и Скиннер переместился в него. Рядом сидел инспектор Кремер, кресло перед которым занимал Генри Фримм. В красном кожаном кресле восседал Миллард Байноу, точь-в-точь как накануне: на самом краешке сиденья, выпрямив спину и уперев кулаки в колени.
Если присутствие в кабинете Байноу, Фримма, Кремера и Скиннера я бы еще перенес, то лицезреть квартет фотографов после всех усилий, затраченных мной на их поиски, было выше моих способностей.
Не садясь на свое место, я повернулся к Вульфу:
– Я не очень помешаю?
– Сядь, Арчи. – Его голос прозвучал отрывисто. – Встретиться в таком составе предложил мистер Байноу, которому удалось договориться с мистером Скиннером. Мы потратили уже полчаса и не продвинулись ни на шаг. Сядь!
Что ж, я нисколько не сомневался, что филантропу-миллиардеру не составляло труда договориться с окружным прокурором. Однако общались они целых полчаса, а на организацию встречи ушло никак не меньше часа. Стало быть, Вульф знал о ней, но ничего мне не сказал, когда я позвонил ему в четверть шестого.