Но эти мысли нельзя высказывать вслух. Особенно этому человеку. Он вполне может воспринять что-то, сказанное ею, как должностную инструкцию.
– Я ожидаю, чтобы мужчина не оставлял свою пассию, томимую жаждой и с пустыми руками. – Она уклонилась от прямого ответа, многозначительно глядя на свои руки.
Эйден улыбнулся:
– Не двигайся.
Таш медленно выдохнула. Ее не мучила жажда, она хотела, чтобы он пошел в бар и купил ей напиток только потому, что это дало бы ей несколько драгоценных мгновений одиночества.
«Брат» и «Прочие» – мысленно повторила она, словно мантру.
Необходимо содержать эти папки в рабочем состоянии, а его на расстоянии вытянутой руки.
Она вытерла влажные ладони о салфетку и скатала ее в шарик. Возможно, лучший способ удержать его на некотором расстоянии – задать свой вопрос. Оставалось еще много пустых мест.
В этом порочном мире она будет противостоять Натаниэлю, а он будет вынужден сказать Эйдену, что у них общий генетический материал. Вот так. Они будут низведены до любезного обмена открытками на Рождество и кивков на многолюдных вечеринках, поскольку внебрачного ребенка никогда не примут в совершенное семейство Мур. Это, вероятно, неплохо. Даже сейчас ей пришлось сосредоточиться, чтобы удержать пульс ровным, когда он направлялся к ней через зал. Издали он казался еще привлекательнее: широкие плечи и тонкая талия. Чистокровный конь.
– Когда вернется твой отец? – спросила Таш, чтобы не дать ему уклониться от темы.
– Его рейс сегодня в полдень. Вернется на работу в понедельник, – натянуто ответил он, садясь.
– Как прошла поездка?
– Не слишком удачно.
– Отношения между ними не улучшились?
– Это ведь не разногласия по поводу финансов или цвета стен в гостиной. Он за ее спиной встречался с дочерью женщины, с которой у него некогда была интрижка.
Таш минимизировала удар.
– Как ты думаешь, была бы разница, если бы он сделал это не за ее спиной, а прямо на ее глазах?
Винтики блестящего ума завертелись.
– Нет. Обида в самом поступке. Но это осложняется скрытностью.
Чувствовала бы Лора себя совсем по-другому, узнай она, что он тайно встречался со своей дочерью? Может быть, сочла бы, что проще простить это? Если бы да кабы…
– Однако лучше, что они разбираются с подоплекой, верно?
– Какой еще подоплекой?
Таш пристально смотрела на него, радуясь эмоциональной бездне, которая разверзлась между ними. То, что нужно. Эмоциональная дистанция.
– У всех семей имеются скелеты в шкафу. Как ни огорчительно это для твоей матери, есть шанс, что за всем этим на самом деле действительно кроется что-то иное.
Намекает…
– Неумение отца принимать решения – вот что за этим кроется.
– Возможно.
Его шипение было слишком громким для этого изысканного ресторана.
– Ты что, почетный член общества взаимного восхищения, Таш?
Лишь оборонительные нотки в его голосе не позволили ей встать и уйти. Эйден особенно чувствителен к тому, что касается его матери.
– Я считаю, ты поспешил обвинить его.
– А ты спешишь его защищать. И свою мать. Что косвенно оставляет только одного человека, и она единственная невинная.
Лора Мур невинна? Женщина, которая украла мужчину своей лучшей подруги при первой же возможности?
Таш подбирала слова так тщательно, как если бы собирала ягоды на кактусовом поле.
– Я не осуждаю твою мать. Просто предполагаю, что этот вопрос не обязательно касается причин трения между ними.
– Кто сказал, что между ними возникли трения?
Таш подняла бровь.
– Эйден, у него был роман.
С его первой любовью.
– Трения должны быть по определению.
– Это было двадцать лет назад.
– Моя мать умерла, все еще любя его.
– Тем печальнее для нее.
Поспешность его выводов вызывала тревогу. Необходимо, чтобы он вытащил голову из песка и начал собирать головоломку, и если она не сможет сделать это за него, не разрушив доверия Натаниэля, тогда придется выложить некоторую часть информации.
– Натаниэль оставил ей сообщение на мобильном несколько месяцев назад в день ее пятидесятилетия. Очевидно, она не шла у него из головы.
Эйден покачал головой:
– Он дал маме слово, что никогда больше ее не увидит. И сдержал его. Даже не пришел на ее похороны.
Ее голос чуть охрип при этом, и Эйден взял ее за руку. Таш освободила ее минутой позже.
– Раз уж мы заговорили о матерях, расскажи мне о своей. Что в ней такого, за что ты ее так любишь?
Он смутился.
– Она моя мать.
– Ты так яростно ее защищаешь. Это очень впечатляет.
– Она моя мать, – повторил он медленнее, как для умственно отсталой. Но потом соизволил дать пояснения: – Она всегда была рядом, когда отец работал. Водила меня в школу, готовила мне завтраки, лечила раны, общалась с матерями моих друзей, что помогало мне адаптироваться с волонтерством в классе.
Что-то внутри ее сжалось.
– Ты не мог приспособиться к школе, не мог ни с кем подружиться?
– Наоборот, я старался удержать друзей.
Нетрудно представить. Он был харизматичен даже мальчиком, но его высокие требования, когда дело касалось окружающих, должно быть, разочаровывали друзей.
– Мне было семь, когда началось противостояние Муров и Портеров, я рос и знал: произошло что-то плохое по вине отца. – Эйден посмотрел на нее умоляюще. – Но это произошло с моей матерью, знаешь ли.
Лора – вечная жертва, несмотря на то что заполучила своего мужчину и роскошный образ жизни, родила прекрасного сына.
Но Таш заставила себя быть милосердной.
– Это хорошо, что ты ее так сильно любишь.
– Спасибо за разрешение.
– Ты же взрослый и в состоянии посмотреть на них взрослыми глазами.
– Чего я не вижу?
Ой-ой-ой. Толики информации оказалось слишком много.
– Всегда есть нечто помимо самой истории.
Эйден смотрел долго и пристально, Таш показалось, будто ситуация становится опасной.
– Я буду держать это в уме. Прямо сейчас не прочь услышать больше об истории, которую мы обсуждали. Твоей истории.
Ее тело мгновенно напряглись, разум перестал работать.
– Моя история не так уж интересна.