Перед наступлением дивизия получила два маршевых батальона пополнения, по четыреста человек в каждом, но было оно плохо обученное и коммунистов имело единицы.
Лейтенант Вольхин был назначен на должность комбата вместо младшего лейтенанта Ковалева, тяжело раненного в начале января в бою за деревню Кручь. Из пополнения был сформирован и 2-й батальон под командованием прибывшего из отдела кадров армии старшего лейтенанта Настеко.
Времени на детальное изучение обороны противника не было, и полковник Гришин решил одним батальоном 771-го полка провести разведку боем.
На рассвете 23 января батальон старшего лейтенанта Настеко пошел в бой. Связь с ним прервалась в первые же полчаса боя. Гогичайшвили и Шапошников послали в батальон несколько связных, но назад никто не вернулся: местность до батальона простреливалась из крупнокалиберных пулеметов. Уже несколько раз звонил полковник Гришин, но майор Гогичайшвили ничего определенного сказать ему не мог: батальон Настеко вел бой самостоятельно. Только через пять часов в расположение полка вернулись остатки батальона, не более сотни человек. Старший лейтенант Настеко, бледный, несмотря на мороз, злой, вошел в блиндаж к командиру полка.
– Залезли в мешок, еле ноги унесли. Половину людей потерял! – ругался Настеко. – Какое же наступление без артиллерии! Местность открытая, все пристреляно до метра, минные поля поставлены, проволока. Немцы на высотах на берегу, в блиндажах, окопы, есть дзоты. Нет, без артиллерии нечего даже соваться!
– Почему такие большие потери? Надо было сразу выходить из боя, – сказал Шапошников. Он вспомнил случай с батальоном Осадчего. Тот урок пошел не впрок.
– Не так-то просто оказалось и отступить… – ответил Настеко. – Немцы контратаковали ротой, зашли нам во фланг и в тыл, раненых человек тридцать перестреляли. Могло быть и хуже, да все спасла пулеметчица, не вспомню, как ее фамилия, Аней звать. В упор всю роту перестреляла, один немец только и остался, приполз сдаваться.
– К награде ее надо представить, – тихо сказал Гогичайшвили.
– Она… – после тягостной паузы сказал Настеко, – застрелилась. Как узнала, что ротного Иванова убило, так и застрелилась, бойцы сказали. Она ему женой, что ли, была?
– Изложите подробно ход боя и свои соображения, – сказал майор Гогичайшвили. – Будем докладывать в штаб дивизии.
Через неделю, 30 января, разведку боем повторил 3-й батальон 409-го стрелкового полка. И опять неудачно: четверо убитых и тридцать один раненый.
Все эти дни активно работали полковые и дивизионные разведчики. Удалось установить, что перед фронтом дивизии действуют два пехотных полка гитлеровцев, оборона создана, насыщенная артиллерией и минометами и, самое главное, на господствующих высотах.
Четвертого февраля полковник Гришин вернулся в дивизию из штаба армии, куда ездил на совещание.
– Послезавтра наступление. Читай приказ, – сказал он Яманову.
Полковник Яманов вчитался в текст. Задумался. Потом усмехнулся:
– «Стремительно двигаясь на плечах противника…» Ты что, Иван Тихонович, ничего не мог им объяснить? Сейчас же не лето, да и чтобы начать «стремительно двигаться», надо сначала Зушу перейти, на тот берег забраться.
– Думаешь, легко там спорить? – рассердился Гришин. – Дают нам танковую бригаду из шести танков. Да своих тридцать восемь орудий на два километра фронта – считается более чем достаточно. И людей у нас сейчас все же четыре тысячи.
– А снаряды дают?
– Половину боекомплекта выпросил. Операция армейская. Кроме нас еще четыре дивизии пойдут. Мы в центре, как самые сильные. За нами три лыжных батальона и кавдивизия для развития успеха. Давай думать, как выполнить приказ, Алексей Александрович, – вздохнул Гришин.
За вечер они составили план боя, подготовили боевые приказы полкам, переговорили о взаимодействии с танкистами. Весь следующий день ушел на подготовку к бою в полках и батальонах.
Обещанный авианалет на немцев возмутил всех, кто его видел. Самолеты сбросили на противника не бомбы, а листовки, да и те ветром отнесло на свои позиции.
С 7 часов утра 6 февраля артиллерия дивизии начала артподготовку. Для корректировки огня еще ночью под самый передний край немцев была послана группа артиллеристов-корректировщиков и отделение связистов сержанта Папанова.
– Есть связь, сержант? – к Гаврилову подполз лейтенант Георгий Зайцев.
– Все готово, товарищ лейтенант.
– «Гвоздика»! «Гвоздика»! Я – «Фиалка», как слышите?
– Слышу хорошо. Где вы?
– Под самым берегом. Хорошо вижу блиндажи, дзоты, засек несколько орудий, минометную батарею. Даю координаты…
Через несколько минут в обороне немцев разорвалось несколько десятков снарядов.
– Даю поправку… Десять метров правее… Есть попадание!
C помощью корректировщиков наши артиллеристы вели огонь уверенно, и уже минут через десять было накрыто несколько блиндажей и дзотов. Гитлеровцы открыли ответный огонь, и вскоре связь с командным пунктом прервалась.
– Гаврилов! Егоров! На линию! – приказал сержант Папанов.
– Связь! Связь! Быстрее, сержант! – кричал лейтенант Зайцев.
– Уже отправил, товарищ лейтенант.
Георгий Зайцев увидел, как две фигурки, прижимаясь к земле, ползли вдоль линии, то и дело замирая в местах обрывов.
Минут через двадцать связисты вернулись.
– Четыре обрыва, – выдохнул Иван Гаврилов. – Работает? Да опять не надолго – вон как хлещут из минометов!
Лейтенант Зайцев успел передать еще несколько координат, и связь снова оборвалась.
По линии поползли трое. За полчаса было соединено еще семь обрывов. Возвращаясь, Гаврилов увидел, что Папанов лежит на спине.
– Куда тебя, Алексей?
– В позвоночник… Конец мне, Иван.
– Ну, погоди умирать, вытащим.
Вокруг них то и дело рвались мины.
Гаврилов потащил товарища в направлении тыла, но через несколько минут сам был ранен пулей в бедро. Чувствуя, что от потери крови теряет сознание, он увидел, как к ним ползут двое. Это были Баторин и Егоров.
– Крови-то за вами на снегу! – сказал Баторин. – Держись, братцы, вытащим.
Последнее, что видел Гаврилов, пока не потерял сознание, это как навстречу им, но чуть левее идут шесть наших танков, а за ними медленно бегут цепочки пехотинцев.
Лейтенант Андрей Зайцев на НП дивизиона прибыл часа через два, когда бой шел полным ходом.
– Уничтожено двенадцать дзотов, два орудия, подавлено шесть минометных батарей, – доложил он командиру дивизиона старшему лейтенанту Шилову. – Но это капля в море!
– Понимаю, – вздохнул Шилов. – Тут надо долбить несколько дней подряд. Эх, снарядов бы побольше…