— Это элементарно, — опять криво улыбается Сорока, — причин несколько и все они лежат на поверхности. Во-первых, когда арестовали Ойффе, ты не оставил это дело и продолжал путаться под ногами и мешать. Я понял, что такой упрямый баран, как ты, ни за что не остановится пока не дойдет до конца, во-вторых, ты мог уже знать что-то, чего не знал я и, кто тебя знает, может уже и заграбастал кассету. Если бы тебя закрыли, с тобой стало бы лучше разговаривать. Я бы мог пообещать постараться вытянуть тебя, найдя настоящего убийцу, в обмен на то, что ты знаешь. И, наконец, самый лучший способ замести следы, это направить преследователей в другую сторону. А насчет того, что Беднов с Федоровым знали о кассете, то тут ты ошибаешься, ни хрена они не знали. Они, как и ты, двигались в потемках. Смерть Коцика их озадачила, вот они и решили тоже провести нечто вроде расследования, чтобы въехать, чтобы это могло означать. Хотя о чем-то таком они наверно догадывались. Полагаю, что в его кабинете даже была обнаружена записывающая аппаратура, которую он так и не успел убрать. Перебрали в памяти все то, о чем они говорили, что было совсем нетрудно, так как бывали они в этом месте не очень часто. Ну и они сделали соответствующие выводы. Решили застраховаться и разнюхать через Харина, своего человека в органах, что там слышно про Коцика, а он уж навел их на тебя. Про Харина я сказал тебе правду, его и в самом деле пасли люди из службы внутриведомственного контроля. Я решил предупредить тебя про его происки, потому что отношения между тобой и мной были, мягко сказать, не очень, а мой шаг мог послужить началом доверия между нами. Еще я не хотел, чтобы ты попал в руки к браткам Федорова, это было не в моих интересах. Для меня было лучше, если бы ты находился в следственном изоляторе. После того как Харин тебя выпустил, я стал наблюдать за каждым твоим шагом. Что было дальше, ты знаешь. Поняв, что про кассету ты ни сном, ни духом, я и сам потерял надежду когда либо ее отыскать, поэтому и решил тебе помочь, чтобы насолить Федорову и раздолбать лабораторию. Итак, Федоров не знал, где кассета, ты не знал, но ты сообщил мне интересную деталь: кто-то еще занимается ее поисками. Вот тогда я, пожалуй, в первый раз подумал, что этот хитроумный Коцик с моей подачи решил наварить себе дивидендов. Жулин сказал мне, что ты интересовался одним белобрысым типом по кличке Абрам. Я сочинил план, заручился твоим согласием, которое принял за чистую монету и стал его искать. Но ты нашел его гораздо раньше, и вот мы сидим здесь и треплемся как два старых приятеля… Теперь я думаю, нет никаких неясностей. Как бы там ни было, я своего добился, Федорову я отомстил, правда все прошло не так как я себе это представлял. Но результат все равно тот, к которому я стремился.
В процессе рассказа вся его скованность и настороженность пропадает, и со стороны и впрямь можно подумать, что беседуют старые, добрые знакомые. Он становиться любопытным, интересуется деталями, о которых он не знает, взамен рассказывает, в частности, то, что не знаю я. Складывается впечатление, что мы обсуждаем детали интересного футбольного матча. Впрочем, на долгую беседу у меня нет ни времени, ни особого желания.
— А как же быть с Ольгой? Угрызения совести не мучают? — задаю я последний интересующий меня вопрос.
— С Ольгой? — переспрашивает он, краснеет и отводит глаза в сторону. — У меня не было другого выхода. Я слишком увлекся игрой, чтобы из-за всяких непредвиденных обстоятельств сойти с дистанции, так и не дойдя до финиша. Ей пришлось пожертвовать. Что уж тут поделаешь? Ладно, хватит об этом.
Я ставлю на стол уже давно ставшую пустой банку из-под пива и встаю. Тут же у него в руке, как по волшебству, появляется пистолет, дуло которого направляется на меня.
— В чем дело? Нервы сдали? — бросаю в его сторону вопрос.
— А… — ему становится неловко за этот торопливый жест и он опускает оружие стволом вниз. — Разве ты пришел не за мною?
— С какой стати? Я же не мент. Денег за задержание опасных преступников мне не платят. Я пришел просто поговорить.
— Надо полагать не один?
— Здание блокировано, если ты это имеешь ввиду. Ты бы это, сам бы вышел, все лучше будет. Стоит ли здесь Дом Павлова устраивать? Ну, допустим, положишь ты сейчас пару человек… Тебе лучше станет? Есть ли в этом смысл? С Федоровым ты уже поквитался. Теперь надо ответ держать за все остальное. Можем выйти вместе.
— Сколько у меня времени?
— Думаю, что почти не осталось.
— Иди один, я пока подумаю.
— Выйдешь?
— Не знаю. Может выйду. Ну, все равно, давай топай, быстрее.
Дулом пистолета он делает угрожающий жест и ясно показывает на дверь. Я поворачиваюсь к нему спиной и иду в коридор.
Обувшись, я берусь за ручку двери, но чувствую, что не могу просто так взять и уйти. Может потому, что я еще не все сказал. Одно обстоятельство точить меня, как червь яблоко. Я не могу забыть, как Сорока стыдливо отвел глаза в сторону, когда я спрашивал его про Ольгу.
— Что тебе еще, — недовольно говорит хозяин, держа меня на прицеле, — забыл, как двери открывать? На себя.
— Не забыл. Просто хочу сказать, что когда шел к тебе и когда точил с тобой тут лясы, я все пытался отыскать хоть какое-то оправдание твоим действиям. Как это ни дико звучит, но ты мне был даже чем-то симпатичен. Смелостью твоей, дерзостью что-ли? Но теперь мое мнения о тебе изменилось. А знаешь почему? Потому, что я понял, зачем ты убил Ольгу. Сейчас понял. Я все время недоумевал, зачем тебе понадобилась ее смерть? Ну чем ты таким особенным рисковал, чтобы убивать? Ну, узнало бы следствие, что ты знаком с ее мужем, ну и что? Что в этом такого криминального? Ты убил ее, потому что испугался Федорова и его подельников. Вечером, накануне убийства, я разговаривал с Ольгой по телефону. Я посоветовал ей на время уехать из города, а если это невозможно, по крайней мере обеспечить себя охраной. С теми деньгами, которые оставил ей покойный супруг, ей это было совсем не сложно. После этого разговора она тут же связалась с тобой, чтобы спросить у тебя совета как правильно ей поступить. Возможно, мне она поверила не до конца и хотела узнать твое мнение. Одно дело работник какой-то шарашкиной конторы, которая к тому же не уберегла ее мужа, другое дело настоящий, кадровый служащий внутренних дел, к тому же хороший знакомый, которому можно полностью доверится. Вы условились встретиться рано утром, так как ей надо было ехать готовиться к похоронам мужа. Утром она все рассказала тебе и ты решил, что это окружение Федорова перетряхнуло жилище Юрия Коцика. А раз так, значит им стало известно, что за Федоровым шпионят. Что им стоило на всякий случай устроить допрос с пристрастием вдове Коцик? И кто знает, что она могла им поведать, после того как ей закатили бы пару оплеух? Предполагаю, что Ольга могла знать или, по крайне мере, догадываться о том, что у вас с Юрием Ивановичем были какие-то общие дела. Вот тут-то ты и наложил полные штаны. Пока дичью был Федоров, а ты охотником, все было прекрасно. Ты был бесстрашным героем, Робин Гудом, неуловимым мстителем, потому что действовал из укрытия. Теперь ситуация могла в корне поменяться и ты сам превращался в дичь для всяких там Бедновых и Гливанских. А к этому ты не был готов. Ты запаниковал. Ты растерялся. Ты испугался за свою шкуру. Ольга Коцик попросила у тебя помощи и защиты, ты же решил это проблему проще. Одним выстрелом… В доме у Харина и на фабрике, ты снова превратился в охотника. Думаю, помогая мне, ты мстил Федорову уже не столько за гибель своей невесты, сколько за свой недавний страх. Скажи мне теперь, что я не прав и все было по-другому? Молчишь, значит все так и есть… А я ведь думал, что ты и впрямь крутой. Я разочарован… Теперь я могу уйти с чистой совестью. Все, что я хотел, я сказал.