— А вы не еврей? — поинтересовался Леонид.
— Вроде как нет. А должен был?
Скрипач вздохнул:
— Понимаете… я тут от нечего делать попытался посчитать национальный состав населения…
— Ну-ка, ну-ка! — заинтересовался я.
— Оказалось, что основные народы, живущие в России, здесь представлены довольно равномерно. Даже доля таджикских гастарбайтеров или народностей Крайнего Севера вполне реалистична… а ведь их трудно представить играющими в компьютерные игры, так? А вот еврее в примерно в три раза меньше, чем должно было быть!
— Прячутся на всякий случай? — спросил я. — Ну, вдруг во всем их обвинят?
Юноша подозрительно посмотрел на меня и покачал головой.
— Нет… я думаю, тут другое. Просто евреи в целом… осторожнее.
— И умнее, — сказал я.
Левинсон посмотрел на меня еще более подозрительно и не стал это комментировать.
— Нормальный еврей в такую подозрительную контору не полезет, вербоваться звездным пилотом на таких условиях не станет… А я — поперся!
— Да перестань, — попытался я его утешить. — Ты же не знал, что все всерьез.
— Почему? Я как раз был уверен, что это не шутка! В том-то и дело!
— А… — Я кивнул. — Так хотел в космос?
— Нет, просто такой дурак… А вы как попали?
— Со мной все в порядке, — успокоил я его. — Я попал по-русски. В пьяном виде.
— Вот видите! — с такой горечью сказал Левинсон, словно мое пьяное состояние было… даже не индульгенцией, а доблестью. Помолчал и добавил: — Я скрипку ненавижу! Я и подписал контракт в знак протеста. Чтобы, значит, летать. А не пиликать. Да уж, полетал! На меня как накинулись! Сказали, что я с ума сошел. Что у них с развлечениями полный швах. Что платить будут в десять раз круче, чем я пилотом заработаю. И вообще… что в мужские компании суровых пилотов, которые второй год без женщин летают, молодым юношам лучше не соваться…
— Ну, это тебя запугивали.
— Может быть, — с тоской сказал скрипач. — Но кто его знает…
Он допил свое молоко, взял футляр, вежливо поклонился. Я склонил голову в ответ. Левинсон направился к барной стойке.
Забавно.
Значит, национальный состав России в целом соблюден?
Это что-то значит? Или случайность?
И почему же, черт возьми, здесь нет американцев, французов, немцев, китайцев…
Левинсон расчехлил свою скрипку. Постоял в задумчивости, прижав щеку к деке.
Начал играть.
Ну, неплохо так вроде играл. Я же не музыковед.
Хотя те, кто играет на скрипке с раннего детства и до восемнадцати, в моем представлении должны играть лучше…
С другой стороны, к чему ему напрягаться?
А вот зачем он ко мне подошел и стал плакаться о своей глупости и нелегкой судьбе? Накипело?
Странно как-то…
Я допил свой ликер и решил, что на этом надо остановиться. А то пригласят на Суд Чести — а я лыка не вяжу.
Тысячного еврея Леонида Левинсона я тоже решил выбросить из головы. Иначе сейчас начну играть в следствие и придумывать странности на пустом месте. Подошел и подошел… может, накипело у парня…
— Катран. — Ленка подошла ко мне, погруженному в раздумье, совершенно неожиданно. — Хорошо, что ты уже здесь.
Она сменила свой мешковатый комбинезон на юбку и блузку. Ну надо же! Туфли на ногах, правда, были грубоваты — но стачать туфли куда сложнее, чем сшить одежду.
— Шикарно выглядишь, — сказал я.
— Угостишь даму коктейлем?
— Да легко.
Я сходил к стойке и вернулся с двумя молочными ликерами — последним из барного ассортимента, что я не пробовал.
— Мои любимые, — сказала Лена. — После того, как абсент запретили.
— Какой абсент?
— Ты знаешь, говорят — почти настоящий был. Все ингредиенты удалось синтезировать. Но уж слишком сильно бил по мозгам.
— Ясно.
Мы глотнули молочного ликера. Ну… «Бейлис» для бедных. Когда-то в юности мы подобное делали с друзьями из водки и сгущенки.
— Ты извини, что я исчезала, — сказала Лена. В глазах у нее плясали озорные искорки. — Мне надо было поговорить. Выяснить отношения. С бывшим парнем.
— А… — только и сказал я.
— Мне не очень нравится то, что у нас сложилось на станции. Ну… я не ханжа, но мне полиандрия не нравится. Как ни странно. У меня всегда был только один мужчина. Они часто менялись, но не пересекались.
— Понятно.
— Ты доволен или нет? — резко спросила Лена. — Или я чего-то себе напридумывала попусту?
— Нет. То есть да. Я доволен. Я очень доволен, Лена. Только это неожиданно…
— Почему у мужчин все неожиданно? — Лена фыркнула. — Ладно. Давай о важном. Сейчас подойдут наши судьи…
— Сюда?
— А почему бы и нет? Эти мероприятия редко афишируют, но и не секретничают. Я кое-что узнала. Мне практически ничего не инкриминируют. Я оказала сопротивление, даже убила одного из нападавших… в общем — со мной все в порядке. С тобой сложнее. Ты согласился пилотировать. Отвез их на базу. Более того — именно ты придумал, как сбить нападавший корабль.
— Сбила-то ты.
— Ну, тут они не рискуют претензии выдвигать… Над ними станут смеяться все пилоты — судить Водилу за то, что она сожгла корабль агента администрации из ручного плазмомета…
— И что мне делать?
Ленка пожала плечами.
— Упирай на то, что ты новичок. Что нас собирались уничтожить. Что ты даже не представлял, что такое возможно — сбить корабль из плазмомета…
— А что мне грозит?
— Корабль могут отобрать! В качестве компенсации за порчу казенного имущества!
— И все? — удивился я.
— Тебе мало? Сейчас ты пилот. Пусть неопытный, но с хорошим кораблем. А станешь бепом.
— Бепом?
— Бе-пе — бывший пилот. Есть такое грубое слово. Как правило, человек, потерявший корабль, начинает работать на подхвате — на станции или на какой-нибудь крупной планетарной базе. Редко кому удается подняться снова…