— Как это — какого? Попасть сюда с Земли!
— Ха. — Лена разве что не сплюнула. — Тоже мне, шок. Вот вернись я обратно, у меня был бы шок.
— Тебе что, тут нравится?
Она даже соизволила обернуться. И покрутила пальцем у виска.
— Ты чего, серьезно? Конечно! Как это может не нравиться?
Некоторое время я плелся следом, изучая стены — металл, пол — решетчатый металл, потолок — металл с белыми плафонами, редкие двери — металлические, закрытые, редкие иллюминаторы — темнота и цветные огоньки. Потом спросил:
— А кем ты была на Земле?
— Таксистом.
— Ага, — сказал я глубокомысленно. — Ага… это многое объясняет. Охота за клиентами — из третьего ряда к обочине, дорогой бензин, да еще и некачественный, хреновая машина, дверцу козлы-пассажиры сломали, кресло раздавили, платить не хотят, жадобы…
Лена помолчала. Потом спросила:
— А ты кем был?
— Я журналист.
— Теперь уже бывший, — с удовольствием поддела Лена. — Ага. Это многое объясняет. Беготня за капризными знаменитостями, статьи об отдельных недостатках нашей жизни, только ни в коем случае не обобщать, немножко «джинсы» — если главный не заметит, перед молоденькими девчонками перышки растопырить: «да меня и „комса“, и „коммер“, и „независька“ к себе зовут, только я по натуре фрилансер!», а на самом-то деле — в штат хорошей газеты не берут, а в плохую идти самолюбие не позволяет… Раза два-три в неделю — надраться с друзьями до поросячьего визга, потом спьяну махать корочкой прессы перед ментами…
— Ну ты и стерва… — пробормотал я, останавливаясь.
Лена сделала еще несколько шагов и тоже остановилась. Повернулась ко мне, с любопытством спросила:
— Чего, все точно?
У меня вдруг резко сменилось настроение. До этого я был обалдевший, слегка похмельный — оттого и взирал на происходящее с удивительным спокойствием, так восхитившим Инну. А теперь, от злой иронии Лены, меня словно наизнанку вывернуло.
— Да ты просто провидица, — сказал я. — Может, еще уточнишь, в каком возрасте я девственность потерял?
— Да лет в двадцать, не меньше, — сказала Лена, заставив меня осечься. А потом вдруг достала пачку «Мальборо» и протянула мне. — Будешь?
Я заколебался.
— Как я понимаю, на вашей железяке с сигаретами дефицит?
— Еще какой. Бери, пока угощаю.
Я взял. И, повинуясь порыву, протянул в ответ свою пачку.
— Ну ты и жук, — сказала Лена с чувством. Сигарету взяла, но спросила: — Что, в курсе наших обычаев?
— Откуда бы?
Мы закурили.
— Ну… у нас вроде традиции такой сложилось… если чем-то редким угостить — это просто жест. Ничего особенного не значит. А если в ответ угостят и ты примешь — то вроде как теперь дружеские отношения.
— Ох и повезло же мне, — сказал я.
— Это мы посмотрим, повезло или нет. Если мы с тобой задружимся, то я тебя дрючить стану в три раза сильнее. Оно тебе, в итоге, на пользу пойдет… — Лена глубоко затянулась, выдохнула дым вниз. Я заметил, как облачко втянулось в решетку пола — вот где здесь вентиляция… — Ты не сердись, если задела. У меня… приятель был, журналист. Я про него в общем-то говорила. Вовсе не хочу сказать, что вы все такие.
— Все, может, и не такие, — сказал я. — А вот я такой. Угадала. Только удостоверением перед ментами не машу, плевать они хотели на это удостоверение.
— А раньше предпочитали не связываться, — сказала Лена. — Мне моего как-то добрые менты на дом привезли. Хохочут, говорят, «забирай, а то уж больно страшен — в газете обещал пропесочить».
— Как ты сюда-то попала? — спросил я. — Мне казалось, тут молодежь должна скапливаться. Игроманы.
— Ну а ты сам игроман, что ли?
— Разве что пасьянс разложить.
— Нет, я поигрывала, — сказала Лена. — Я таксерила не всерьез. Так, если деньги нужны — поработаю денек-другой. Водить я любила, почему бы и не поработать. Женщинам и платят всегда лучше. Всю дорогу рассказывают, что вовсе не против женщин за рулем, вот только молодые дуры на дареных джипах и лимузинах достали, а потом платят не торгуясь. Особенно если с девушкой едут. — Она усмехнулась. — Но в эту контору случайно зашла. Везла оттуда одного перца, тот обалдевший какой-то был. И все рассказал, что там вербуют в звездные пилоты, и вроде как все понарошку, но ощущение какое-то странное… будто и впрямь. А я потом рядом оказалась, настроение было… так себе. Ну и зашла. Интересно, что другая я об этом всем думает… — Она затянулась в последний раз, бросила бычок на пол, затушила подошвой и спихнула в щель. — Мусор прямо на пол кидай. Там сразу и вентиляция, и система уборки. Иногда мощность повышается, пол аж вибрирует. Все куда-то засасывает. Иначе мы бы уже грязью по уши заросли. Никому же не хочется уборкой заниматься, все летать рвутся.
— И ты?
— И я. А чем я хуже? Я хорошо летаю. Пошли, журналюга…
Я не обиделся.
— Пошли, водила…
— Знаешь мое прозвище?
— Какое?
— Водила. Обычно пилот берет себе прозвище. Так удобнее — Лен, Саш, Сереж много… Меня зовут Ленка-Водила. Или просто Водила. Тебе, кстати, тоже придется обзавестись.
— Журналист? — предложил я.
— Долго слишком… — Некоторое время Лена шла молча, хмурилась, покачивала головой, будто отвергая тот или иной вариант. — Акула пера. Акула… Да нет, громко слишком. Смеяться станут. А фамилия твоя? Будем от фамилии плясать, это самый простой выход.
— Сафонов.
— Сафо? — спросила сама себя Лена и прыснула. — Нет, ерунда выходит. Смешно, конечно… Был бы ты грузином, можно было бы звать тебя Сафо. Был бы в этом и здоровый юмор, и созвучие грузинским именам… Фон? Фон-барон… барон фон дер Пшик… — Она вдруг мелодично и негромко напела: — Бай мир бисту шейн…
— Это ты чего?
— Песня про барона фон дер Пшика в оригинале… Значит, вот уже два имени на выбор — либо Барон, либо Бай. Хотя — тоже слишком напыщенно.
— Меня в школе звали Валиком, — вспомнил я.
— Почему?
— А я такой был… упитанный.
Лена пожала плечами.
— Да как хочешь. Будешь Валиком.
— Зачем? Я же не к тому! Еще я иногда статьи подписывал «Я. Седой».
— Хотел, чтобы считали пожилым и умудренным опытом? — насмешливо спросила Лена. — Нет уж. Седой у нас есть. И Рыжая есть. И даже Лысое Колено. Ладно, прозвище само прилипнет. Кстати, а мы пришли.