Обычно Том скачет, словно школьник – от своего кресла к настенному шкафчику и назад, или же к пропаривателю за перегородкой за подогретым полотенцем, несмотря на убеленные сединой шестьдесят с чем-то лет, но сегодня он еле волочил ноги. Даже не поздоровался со мной, хотя и взглянул на меня, прежде чем заговорить с Пэрли:
– У меня обеденный перерыв, сержант. Я всего лишь дойду до закусочной в конце коридора.
Пэрли выкрикнул имя, что-то вроде Джоффе, и один из детективов в креслах возле перегородки поднялся и подошел к нам.
– Йеркс идет на обед. Давай с ним и не оставляй его одного, – велел ему Пэрли.
– Я хочу позвонить жене, – твердо сказал Том.
– Так позвони. Глаз с него не спускай, Джоффе.
– Так точно, сэр.
Они удалились – Том, а за ним полицейский. Мы с Пэрли отошли от кассы, поскольку к ней приблизился клиент, а Фиклер бочком переместился за стойку и устроился за кассовым аппаратом.
– А мне показалось, – вежливо заметил я, – что вы положили глаз на Карла с Тиной. Зачем Тому компания за обедом?
– Карла и Тину мы пока не поймали.
– Но скоро поймаете. Полицейские не жалуют убийц своих коллег. Зачем же донимать бедных парикмахеров? Вдруг кто-то из них с перепугу покалечит клиента, что тогда?
Пэрли лишь раздраженно крякнул. Я прикинулся задетым:
– Прошу прощения. Я тоже не питаю большой приязни к убийцам полицейских. И потому некоторый интерес с моей стороны вполне естественен. К счастью, я умею читать, так что узна́ю все из вечерней газеты.
– Не надрывайся.
Пэрли не отрывал глаз от клиента, пока тот направлялся к двери и наружу мимо полицейского.
– Несомненно, мы поймаем Карла и Тину, но, если не возражаешь, присмотрим, хороший ли аппетит у этих парней. Ты спрашивал, зачем здесь был Джейк Валлен?
– Я спросил, не пришел ли он арестовать Карла.
– Ага. Думаю, да, но пока не могу этого доказать. Прошлым вечером, около полуночи, на углу Восемьдесят первой улицы и Бродвея сбили двух пешеходов, женщин. Обеих насмерть. Машина не остановилась. Потом ее нашли на перекрестке Девяносто шестой и Бродвея, напротив входа в метро. Нам не удалось отыскать свидетелей, видевших водителя на месте происшествия или же там, где был брошен автомобиль. Машина числилась в угоне. Владелец припарковал ее в восемь часов на Сорок восьмой улице, между Девятой и Десятой авеню, а когда вернулся в половине двенадцатого, ее уже не было.
Пэрли умолк, наблюдая за появившимся клиентом. При содействии Джоэла Фиклера тот миновал полицейского, оставил свои вещи в гардеробе и занял кресло Джимми. Пэрли вновь повернулся ко мне:
– Когда патрульный автомобиль обнаружил угнанную тачку на перекрестке Девяносто шестой и Бродвея с помятой и окровавленной решеткой радиатора и прочими свидетельствами наезда, из Двадцатого участка к ней направили Джейка Валлена. Он осмотрел машину первым. Позже, конечно, прибыла следственная бригада, включая экспертов, затем машину отогнали. Валлен должен был отправиться домой отсыпаться в восемь утра, по окончании дежурства, но этого не сделал. Он сообщил жене по телефону, что идет по горячему следу сбежавшего с места происшествия угонщика и намерен закончить это дело самолично, дабы получить повышение. Более того, он позвонил владельцу угнанного автомобиля домой в Йонкерс и спросил, не связан ли тот каким-либо образом с парикмахерской «Золотарник», не знает ли кого-то имеющего к ней отношение, не бывал ли там когда-нибудь сам. Владелец понятия не имел об этом заведении. Конечно, все это мы выяснили после того, как нас вызвали сюда в четверть одиннадцатого и мы обнаружили Валлена мертвым, с ножницами в спине.
Я нахмурился:
– Но что вывело его на парикмахерскую?
– Хотелось бы знать. Должно быть, он что-то нашел в машине, но что именно, нам не известно. Чертов умник оставил это при себе, явился сюда, и его убили.
– И он никому здесь ничего не показывал? Не упоминал?
– Говорят, что нет. У него с собой только и было что газета. Она у нас… Вечерний выпуск «Ньюс». Мы не нашли в ней ничего любопытного. И содержимое его карманов ничего нам не подсказало.
– Хм. На всякого мудреца довольно простоты. Даже если бы он размотал дело, не видать бы ему повышения. Скорее, получил бы форму да участок для патрулирования.
– Да, он был такой. Их таких навалом. Не буду называть имен, но эти вот тоже из участка…
Тут зазвонил телефон. Фиклер, все еще сидевший за кассой, посмотрел на Пэрли. Сержант подошел к стойке и снял трубку. Звонили ему. Когда спустя минуту стало ясно, что разговор затягивается, я двинулся по залу и через несколько шагов услышал:
– Здрасьте, мистер Гудвин.
Меня поприветствовал Джимми, мастер Вульфа, орудовавший расческой и ножницами над правым ухом клиента. Он был тут самым молодым, примерно моего возраста, и безоговорочно самым красивым, белозубый, с капризным изгибом губ и бегающими темными глазами. Никогда не понимал, почему он не работает у Фраминелли. Я тоже поздоровался с ним.
– Мистера Вульфа здесь явно не хватает, – заметил он.
В сложившихся обстоятельствах подобное замечание показалось мне довольно бестактным. Я даже собирался его одернуть, но меня окликнул Эд со своего места через два кресла:
– Еще пятнадцать минут, мистер Гудвин. Обождете?
Я ответил, что все в порядке, подожду, снял пиджак и уселся в кресло у перегородки, рядом с журнальным столиком. Мне пришло в голову полистать какой-нибудь журнал, но лежавший сверху последний выпуск «Нью-Йоркера» я уже читал, а на полке под столешницей отыскался лишь «Тайм» двухнедельной давности. Так что я откинулся назад и принялся медленно обводить глазами помещение, слева направо и обратно.
Хоть я уже шесть лет пользовался услугами этого заведения, здешних мастеров толком не знал, вопреки распространенному мнению, что парикмахеры любят поболтать. Мне было известно, что Фиклер, владелец, однажды прямо здесь, в парикмахерской, подвергся нападению бывшей жены. Что оба сына Филипа погибли на Второй мировой войне. Что Тома Фиклер как-то обвинил в краже лосьона и прочей косметики, за что схлопотал от него пощечину. Что Эд играл на скачках и вечно был в долгах. Что за Джимми необходимо присматривать, чтобы он не уносил из парикмахерской свежие журналы. Что Джанет, проработавшую здесь всего лишь год, подозревали в незаконном приработке, – возможно, она приторговывала наркотиками. Более я ничего о них не знал.
Внезапно передо мной появилась Джанет. Она вышла из-за перегородки, и не одна, а в обществе широкоплечего мужчины, седого и сероглазого, с незажженной сигарой, свисающей из уголка рта. Он окинул взглядом парикмахерскую, а поскольку начал обзор справа, то закончил его как раз на мне. Здоровяк так и замер при виде меня.
– Ради всего святого, – пробормотал он. – Ты? Теперь-то что?