На какую-то секунду я и сам пришел в растерянность, увидев, что делом занимается ни больше ни меньше, как инспектор Кремер, глава манхэттенского отдела по расследованию убийств. Но даже инспектор дорожит добрым мнением рядовых сотрудников. А здесь как-никак встретил свой конец не какой-то там простой гражданин, а страж порядка. Участие в деле Кремера оценила бы вся полиция. Кроме того, должен признать, Кремер – хороший коп.
– Просто жду своей очереди побриться, – сообщил я ему. – Я здесь завсегдатай. Спросите у Пэрли.
Подошел Пэрли и подтвердил мои слова, но Кремер все равно перепроверил их у Эда. Потом отвел сержанта в сторонку, и они довольно долго шушукались, после чего Кремер позвал Филипа и вместе с ним ушел за перегородку.
Джанет уселась в кресло рядом со мной. В профиль она, с ее изящным подбородком, прямым носиком и от природы длинными ресницами, смотрелась даже лучше, чем анфас. Я ощущал себя в некотором долгу перед ней за то невинное удовольствие, которое получал время от времени, когда, сидя в кресле у Эда, поглядывал на нее, пока она возилась с клиентом по соседству.
– А я-то гадал, куда вы подевались, – заметил я.
Она повернулась ко мне. Вообще Джанет была не в том возрасте, когда обзаводятся складками и морщинами, но сейчас выглядела старой. Вне всякого сомнения, каждая мышца на ее лице была напряжена.
– Вы что-то сказали? – спросила она.
– Ничего особенного. Моя фамилия Гудвин. Зовите меня просто Арчи.
– Я знаю. Вы – детектив. Как мне сделать, чтобы мою фотографию не напечатали в газете?
– Никак, если газетчики ее заполучили. У них уже есть ваш снимок?
– Наверно. Хоть вешайся.
– Лично я против, – отозвался я негромко, но выразительно.
– Вам-то что? Это мне хоть вешайся. Моя семья в Мичигане уверена, что я актриса или модель. Отделываюсь намеками, а тут… Ах, боже мой.
Подбородок у нее задрожал, но она сдержалась.
– Работа есть работа, – возразил я. – Мои родители видели меня ректором колледжа, а сам я мечтал стать бейсболистом, игроком второй базы. Ну и посмотрите на меня. Во всяком случае, если вашу фотографию напечатают, да еще не испортят, кто знает, чем это обернется?
– Это моя Гефсимания [16] , – промолвила она.
Естественно, это сразу же возбудило у меня подозрения. Она ведь говорила об актерском поприще.
– Бросьте, – посоветовал я ей. – Подумайте о чем-нибудь другом. Например, о парне, которого закололи… Нет, пожалуй, это не подойдет… Подумайте о его жене. Как полагаете, каково ей сейчас? Или об инспекторе Кремере. Подвалило ему работенки. О чем он вас спрашивал?
Джанет меня не слышала. Она процедила сквозь зубы:
– Жаль, что мне смелости не хватает.
– Почему? Что бы вы тогда сделали?
– Рассказала бы все об этом.
– О чем – об этом?
– О том, как все произошло.
– Вы имеете в виду – прошлым вечером? Почему бы вам не попытаться со мной? Вдруг что и получится. Особой смелости для этого не нужно. Просто начните. Дальше само пойдет. Не срывайтесь, всего и делов.
Но Джанет по-прежнему не слышала ни слова. Как будто оглохла. Ее карие глаза пристально следили за мной из-под длинных ресниц.
– Как все было этим утром… Как я возвращалась в свою кабинку, когда закончила обслуживать мистера Левинсона в кресле Филипа, а он позвал меня в кабинку Тины и там схватил, сдавил одной рукой горло, чтобы я не могла кричать. Было совершенно очевидно, что́ он собирается сделать. Мне под руку подвернулись ножницы, лежавшие на полке. Не сознавая, что́ делаю, я со всей силы воткнула их в него. Его хватка ослабла, а потом он рухнул в кресло. Вот как бы я поступила, если бы мне хватало смелости. Если бы я действительно хотела сделать карьеру актрисы или модели, как рассказываю родителям. Меня бы арестовали, судили, а потом…
– Так, подождите-ка. Эти ваши местоимения… Это мистер Левинсон позвал вас в кабинку Тины?
– Нет, конечно. Тот человек, которого убили. – Она откинула назад голову. – Видите отметины на горле?
Никаких отметин на ее гладкой хорошенькой шейке не было.
– Боже мой, – изрек я. – Да вы бы где угодно стали ведущей актрисой.
– Об этом-то я и говорила.
– Ну тогда идите и выложите все.
– Не могу! Просто не могу! Это было бы чертовски пошло.
Лицо ее, уже полностью безмятежное, находилось совсем близко – ближе видеть его мне еще не доводилось, – и красота этого лица не подлежала сомнению. При иных обстоятельствах моя реакция была бы совершенно естественной и здоровой, но в тот момент я с удовольствием залепил бы ей пощечину. Я-то ощутил знакомое покалывание в основании позвоночника, решив, что она собирается облегчить душу рассказом о полуночной гонке по Бродвею, возможно с одним из своих коллег, а то и вовсе с самим боссом, а она взяла и понесла эту ахинею.
Ей необходимо было преподать урок.
– Всецело вас понимаю, – объявил я. – Вы такая славная, изящная, подающая надежды девушка, но рано или поздно все неизбежно выйдет наружу. Я хочу вам помочь. Кстати, я не женат. Прямо сейчас отправлюсь к инспектору Кремеру и все ему расскажу. Он захочет сфотографировать ваше горло. Еще у меня есть знакомый начальник тюрьмы. Я прослежу, чтобы с вами хорошо обращались, без грубостей. Вы знаете каких-нибудь адвокатов?
В ответ Джанет покачала головой. Я было решил, что в ответ на мой вопрос об адвокатах, но ошибся. Она была решительно не настроена отвечать на вопросы.
– Насчет того, что вы не женаты, – промолвила она. – Я о браке даже не помышляю. В прошлом номере журнала «Американ» была статья о замужестве девушек, делающих карьеру. Вы читали?
– Нет. Возможно, я смогу уговорить окружного прокурора предъявить вам обвинение в непредумышленном убийстве, а не в умышленном. Это порадует ваших родителей в Мичигане. – Я подтянул ноги к креслу и наклонился вперед, готовясь встать. – Ладно, пойду расскажу Кремеру.
– Та статья была глупой, – продолжала Джанет как ни в чем не бывало. – Я считаю, что сначала девушка должна сделать карьеру. Поэтому, увидев привлекательного мужчину, я никогда не интересуюсь, женат ли он. К тому времени, когда я буду готова выйти замуж, все они состарятся. Вот почему я не спрашиваю вас, знакомы ли вы с кем-нибудь из шоу-бизнеса. Я не приняла бы помощь от мужчины. Я считаю, что девушка…
Не позови меня Эд, чей клиент уже покинул кресло, даже не знаю, чем бы все это закончилось. Влепить ей пощечину было бы слишком пошло. Говорить что-либо смысла не имело, коли она оставалась глуха. Но, конечно, я мог бы что-то придумать. А так мне не хотелось заставлять Эда ждать. Я встал, прошел к его креслу и уселся.