Марк и Фест могли только беспомощно наблюдать за тем, как Децим поднимает тревогу. Первой опомнилась Ливия. Вскинув руку, она двинула локтем в лицо Децима. Послышался тихий хруст сломанного носа, и Децим задохнулся от боли и удивления, ослабив хватку. Ливия тут же схватилась другой рукой за нож и отвела его от своего горла.
Децим взвыл от боли и ярости:
– Ты заплатишь за это!
Он ударил женщину кулаком в живот, и Ливия согнулась пополам с тихим стоном, все еще пытаясь оттолкнуть нож обеими руками.
– Хватай его! – закричал Фест, бросаясь вперед.
Марк прыгнул к Дециму и матери и двинул Децима в лицо гардой своего меча. Тот откинул голову и вытаращил глаза от изумления, и тут Марк нанес второй удар. Фест своим мечом полоснул Децима по рукам, и тот буквально выронил Ливию, да так, что она упала. Следующим мощным ударом Фест швырнул ростовщика на подушки, и нож вылетел из руки Децима и со звоном упал на пол. Прежде чем Фест или Марк успели сделать еще хоть одно движение, они услышали пронзительный яростный вопль. Ливия схватила этот нож, бросилась на Децима и воткнула нож ему в горло. Кровь фонтаном брызнула в воздух, когда Децим безуспешно попытался прикрыться рукой.
– Ох, прошу… – пробормотал он. – Прошу… нет…
– Животное! – завизжала женщина. – Злобный убийца! Скотина! Свинья! Сдохни! СДОХНИ!
Марк в ужасе смотрел на нее, дрожа от горя и страха, не веря, что видит свою мать, которую искал два года… свою маму, которая любила и растила его, а теперь снова и снова взмахивала ножом, чтобы нанести еще один удар…
Децим умолк, его попытки защититься становились все слабее и слабее, и наконец его рука бессильно упала. Фест потянулся к Ливии и решительно схватил ее за руку, пытаясь отобрать нож.
Децим лежал неподвижно, растянувшись на полу в пропитанной кровью тунике.
– Все, довольно, – мягко произнес Фест. – Довольно. Он мертв.
– М-мертв? – пробормотала Ливия, и ее плечи обмякли, а голова опустилась.
Разжав окровавленные пальцы, она отпустила рукоятку ножа, и тот упал на грудь Децима. А потом она развернулась и шагнула к Марку. Темные пряди ее волос спутались, на лице остались кровавые брызги…
И прежде чем Марк успел понять, что делает, он уже крепко обнимал мать и прижимал ее голову к своей груди, чувствуя, как она содрогается всем телом, сжимая его в объятиях. Марка охватила целая буря чувств – любовь, облегчение, горе и нежность. Он вспомнил те времена, когда мама вот так же обнимала его, а он был совсем еще маленьким и она его утешала, когда он падал или пугался, и его сердце переполнилось преданностью матери…
– Марк… мальчик мой… мое дитя… – сквозь слезы выдыхала она Марку в ухо.
– Нам нужно уходить, – вмешался Фест. – Немедленно. Пока кто-нибудь не пришел на весь этот шум. Быстрее, пора возвращаться!
Марк поддерживал Ливию под руку, когда они шли обратно по коридору, Фест задержался возле тела. Он еще раз взглянул на Децима, а потом шагнул к ближайшему треножнику с масляной лампой и уронил его на пол. Он проделал то же самое с другими лампами и только после этого поспешил за Марком и Ливией. Лужицы горящего масла разлились вокруг, жаркое пламя мгновенно охватило дорогие ткани диванов и подушек, принялось облизывать мебель…
Спеша по коридору, друзья увидели, как из кухни выскочили рабы и их встревоженные лица осветил огонь, вовсю пылавший в триклинии; силуэты троих беглецов отчетливо обрисовались на его фоне.
– Пожар! – закричал Фест. – Там пожар! Бегите!
Рабы на мгновение заколебались, но тут первый из них развернулся и рванул обратно в кухню. Его товарищи последовали за ним, предоставив троице беспрепятственно добраться до кухни. Все трое пробежали через нее, а потом по проходу ко двору с жилищами рабов. К тому времени, когда они добрались до этого двора, он был полон проснувшихся рабов, с ужасом смотревших на оранжевый свет в окнах обеденной залы виллы. Треск пламени был уже слышен, и его первые сверкающие языки вырвались за деревянные рамы.
Марк ни на что не обращал внимания, уводя мать за ворота. Луп ждал их снаружи, держа наготове меч; но наконец он узнал друзей и опустил оружие. Однако облегчение на его лице сразу сменилось тревогой, когда он увидел Ливию.
– С ней все в порядке?
– Да, я в порядке, – ответила она и улыбнулась Марку. – Правда.
– Сейчас не время для нежностей, – перебил их Фест. – Нам нужно спрятать обоих стражей за дровами и бежать со всех ног. Луп, помоги мне. Марк, уводи отсюда матушку. Туда, к тем деревьям.
Марк поспешно повел мать через травянистый луг, а остальные догнали их через несколько мгновений, когда огонь взвился над крышей виллы, отбрасывая впереди бегущих длинные черные тени.
Утром с другой стороны долины они увидели, какие разрушения причинил огонь. Дым все еще поднимался в голубое небо от черных руин виллы Децима. Маленькие группы любопытных тянулись от города к поместью. Фест ушел из пещеры с рассветом, чтобы вернуться в Тегею и купить для всех еды, а заодно узнать, как люди объясняют причину пожара. Если бы в городе возникли какие-то подозрения, им нужно было бы как можно скорее уходить подальше от Тегеи.
Когда Фест ушел, Марк остался стоять на часах. Его мать и Луп еще спали в глубине пещеры, но вскоре солнечный свет должен был разбудить их. Цербер улегся рядом с Марком, положив голову между огромными лапами и закрыв глаза, но его ноздри слегка пошевеливались, ловя приносимые ветром запахи. Марк оглянулся на мать, свернувшуюся клубком спиной к нему, и почувствовал растерянность.
С того самого момента, как их разлучили, когда мать умоляла его бежать, Марк жил ожиданием встречи. Он мечтал о том, как спасет ее, и жадно предвкушал, как наконец отпустит на свободу всю ту любовь, что прятал в себе. Но за всем этим скрывалось желание вернуть ту жизнь, что осталась в прошлом. И Марк всегда считал именно это своей целью, он даже не задумывался о том, возможно ли такое.
И вот теперь, когда его мать наконец снова стала свободной, будущее вдруг показалось туманным. И не только потому, что возвращение на ферму выглядело сомнительным. Сам Марк слишком изменился. За прошедшие два года он повзрослел и теперь был уже не мальчиком, а молодым мужчиной. Он знал, что мама тоже изменилась. Хотя Марка переполняла радость от воссоединения с ней, его чувства были противоречивыми. В конце концов, она ведь прямо у него на глазах зарезала человека… И еще Марка потрясло то, что он нашел ее в триклинии рядом с тем человеком, который был их злейшим врагом. Там, в Афинах, Децим дразнил Марка, рисуя ему страшную картину: его мать закована в цепи, она умирает от голода… Теперь Марк понял, что это была ложь, сказанная просто для того, чтобы усилить его страдания. Он негромко выругался, проклиная ростовщика, а потом его мысли вернулись к прошедшей ночи.
После их бегства с виллы мать продолжала крепко держаться за него и рыдать. После того как Фест приказал ей отбросить чувства и двигаться побыстрее, она замолчала и замкнулась в себе. В пещере они, также молча, уселись рядом, прислонившись спиной к камням и глядя на огонь, пожиравший виллу. Страшный красный свет пожара заливал окружающий пейзаж, рев пламени далеко разносился в тихом ночном воздухе. И только когда огонь начал утихать, они наконец заснули, прижавшись друг к другу, как иной раз засыпали, когда Марк был еще совсем маленьким.