Большая проблема Соединенных Штатов в том, что они хоть и хозяйничают в мире, но больше ему не хозяева. Я где-то вычитал, что Дэвид Эмил, владелец «Windows on the World», теперь всегда носит с собой в портфеле стихотворение У. X. Одена:
The winds must come from somewhere when they blow
There must be reasons why the leaves decay
Time can say nothing but I told you so. [100]
С тех пор как я приехал в Нью-Йорк, во мне вдруг проснулись старые рефлексы газетчика из отдела светской хроники: просматривать «Time out» и вкладки в модных журналах, названивать нескольким старым приятелям, вечно спешащим на очередную попойку, делать записи на танцплощадках, как когда мне было двадцать и я писал для «Гламура»… По-моему, ночь – вполне подходящий термометр, чтобы понять, болен город или вполне здоров. Нью-Йорк как в тумане. Упивается горем и новой водкой – «Grey Goose», ее гонят во Франции. Перебрав несколько безлюдных, пребывающих в запустении баров, я потащился в «Scores», самый большой «лэп-дансинг» Большого Яблока. Огромный черный зал; мужчины приходят сюда, в одиночестве или целыми стаями, и платят по 20 долларов не за сам стриптиз (девицы великолепны, но они и так раздеваются на подиуме), а за то, чтобы их воспламенили, приласкали, околдовали. Они платят 20 долларов, чтобы уткнуться носом в чистые волосы, упиваться их ароматом, чувствовать ласку медового колена, руку на своем плече и карамельную попку на своих джинсах. Тот, кто не понимает лэп-дансинга, никогда не поймет Америку. Здесь платят, чтобы стояло, а не за то, чтобы трахаться. Здесь покупают не женщину, а мечту. «Eye candy». Соединенные Штаты – страна, где мужчины готовы потратить все, чтобы ощутить виртуальность, попасть в воображаемое. Они торчат ради удовольствия торчать. Они любят все недосягаемое. Это, конечно, пуританство (когда они возвращаются домой, это идет на пользу их супругам), но пуританство оптимистичное, честолюбивое, рассудочное: в отличие от француза, американец не хочет сразу в койку, он предпочитает идею удовольствия конкретному удовольствию, фантазм – реальности.
– What are you writing? – спрашивает Бьянка, когда я записываю эту теорию в блокнот.
– Nothing, darling. [101]
Она оттягивает трусики-стринги и показывает мне свою щелку, намазанную сахарным лосьоном. И тут я вдруг чувствую себя таким жалким французишкой… Она дышит мне в ухо, я чувствую ее дыхание, она разговаривает со своей подружкой Никки, до чего же они хорошо пахнут… («Giorgio Beverly Hills»?) В упоительной сладости выздоравливающего города двадцатибаксовые бумажки улетают сами собой. Они платят за собственную фрустрацию. Они думают: это хорошо, что не все мечты сбываются. В Америке мечты сбываются не потому, что американцы хотят, чтобы они сбылись, а потому, что они мечтают. Они мечтают и не думают о последствиях. Чтобы мечта стала реальностью, нужно сначала помечтать. Вперед, девицы в мини-шортах из лайкры, девицы в пурпурных лифчиках, девицы с рыжими волосами, девицы в шнурованных ботинках, девицы с отбеленными зубами, девицы с безразмерными грудями, девицы, знающие наизусть слова Дженнифер Лопес («Don't get fooled by the rocks that I got / I'm still I'm still Jenny from the block / Used to have a little now I have a lot / No matter where I go I know where I came from» [102] ), девицы в розовых туфлях на каблуках стиллето, девицы в расстегнутых рубашках поверх черных бюстгальтеров на косточках, девицы с голым животом, девицы с украшениями на пупке, девицы с цветочком, вытатуированным над попой, поток свежих, новеньких девиц, как из рога изобилия, – ускользайте от меня! Мне не нужны покладистые девицы. Как только вы меня поцелуете или оставите номер телефона, ваша власть рухнет.
Тем же вечером, только позже, я размышляю, не заказать ли мне escort-girl в «Мёрсер» (набрать на гостиничном компьютере www.new-york-escorts.com или www.manhattangirls.net), но колеблюсь: фотографии обманчивы, никогда не знаешь, кто попадется – хорошенькая или уродина. А я еще не настолько пьян, чтобы трахать уродину. Или слишком влюблен?
Лурдес на пейджер пришла информация, что Пентагон тоже подвергся нападению. Тотальная война. Где же, к черту, американская армия? Кому, спрашивается, легче от сознания, что умираешь не один? Никому. Если б я знал, что подохну здесь, я бы жил иначе. Я бы любил без презерватива. Я бы раньше ушел от Мэри, больше путешествовал, попробовал опиум и героин. Я бы меньше учился и тратил меньше времени на талассотерапию. Я бы чаще пытал счастья с женщинами, вместо того чтобы все время трястись – а вдруг меня унизят. Я бы мог стать гангстером, грабить банки, а не тупо подчиняться законам. Я бы женился на Кэндейси, чтобы она стала прелестной вдовой. Я бы не бросил курить. Что сохранять-то? мое здоровье? Я бы создал рок-группу – лучше сдохнуть с голоду, чем заниматься нудным ремеслом ради денег.
Я бы гораздо раньше подсидел своего босса. Я бы жил в Нью-Йорке, носил длинное черное пальто и солнечные очки глубокой ночью, круглый год мазался кремом для загара и обедал в ресторанах, где, наверное, кто-то отключил электричество, если только это не короткое замыкание: почему в богатых странах они вечно освещаются свечами? Бедность – это роскошь богатых. Я бы покупал больше машин: какая гадость эти деньги, я же никогда их не потрачу! Я бы попытался сделать себе клона. Я бы выбрил голову – посмотреть, как оно будет. Я бы, наверное, убивал людей – посмотреть, как оно будет. Я бы, наверное, больше рисковал, потому что мне все равно нечего терять. А может, просто попробовал бы стать лучше.
Я бы хотел изобрести новый жанр: автосатиру. Я бы хотел знать, почему я все забыл. Почему я вычеркиваю прошлое из своих ежедневников. Почему мне надо напиться в стельку, чтобы я мог разговаривать с кем бы то ни было. Почему я пишу, вместо того чтобы кричать.
Я так и не видел родителей вместе, когда они были женаты. Я знал их уже после развода, когда они вынуждены были встречаться из-за меня. Друзья, но не любовники. Не помню, чтобы они целовались, разве что в щеку. Разве это важно? Нет, потому что я повел себя так же, как они. Впрочем, так себя ведет большинство: разойтись после рождения ребенка уже почти стало нормой. Но если это не важно, то почему я волнуюсь, говоря об этом?
Определение счастья: ловля креветок в Гётари. Мне шесть лет. Дедушка несет сачки для бабочек (мы ловим креветок сачками для бабочек, видел бы Набоков!). Счастье – это пляж Сеница во время отлива, когда камни колют ноги, спина покрыта солью, а в вышине сияет солнце. В то время еще не было черных приливов. Чудесные были экспедиции – только не для креветок, те кончали свой век сваренными заживо в морской воде. Почему счастье похоже на Гётари? Ведь только по чистой случайности мои родители встретились, полюбили друг друга и поженились именно в Гётари.