«АДРИАН! – завопила она в кабине грузовика посреди леса. – Где ты? Как ты? Адриан, я не могу больше…»
Она открыла дверь, прыгнула на дорогу, прошлась по обочине, вырывая пучки травы. Посмотреть на небо. Дышать глубже. Вдох-выдох.
Надо поговорить с Жюли.
Жюли ее никогда не предавала.
В тот день они с классом пошли в бассейн.
Рэй заставлял ее носить закрытый купальник, а все девочки щеголяли в откровенных бикини с очаровательными крохотными лифчиками. Он утверждал, что заботится о ее нравственности, хочет научить ее стыдливости: она должна разоблачиться только перед своим мужем в первую брачную ночь – тем, кого он сам ей выберет. Ночью он угрожал прижечь ей кожу сигаретой и действительно несколько раз исполнял свою угрозу. Прижигал ей живот. Или низ спины. Или между ягодицами. Оставались темные следы, созвездие маленьких мертвых звезд. Он старательно выбирал места, куда хотел опустить красный кончик сигареты, и ожидание было почти таким же жестоким, как и сам ожог. А в закрытом купальнике не видно было следов.
В своем черном купальнике она забралась на самую высокую вышку и прыгнула с нее. Она обещала себе и сделала это. Это тоже был гвоздь. Она заткнула нос ладонью, закрыла глаза и прыгнула.
Вода поджидала ее, как железная раскрытая глотка, она почувствовала, как вскипает мозг. Огневые вспышки повторялись: бабах, бабах! Она болталась под водой, оглушенная, неподвижная. Жюли нырнула за ней, дотащила до края бассейна, заставила выплюнуть воду.
И вдруг вернулись все звуки. Она схватилась руками за уши, которые разрывались от непривычного гама и гомона. Вылила воду из одного уха, потом из другого. Она услышала, как Жюли склоняется над ней и спрашивает: «Все нормально? Ты как?» Добрая толстая пышка Жюли с вечно красными крыльями носа и близорукими мигающими глазками.
Спустя четверть часа в кабинке, где они переодевались, она шепнула Жюли:
– Мои уши…
Жюли стояла к ней спиной, сражаясь с бретельками от лифчика. Она спросила: «Что с ними не так? Начали гноиться?»
– Да нет, не гноиться, но…
Жюли так и подпрыгнула, обернулась:
– Ты опять начала слышать?
– Думаю, да!
– Ты слышишь! – воскликнула Жюли, хлопая в ладоши. – Ты больше не глухая!
– Но ты никому не скажешь! Обещаешь?
– Обещаю.
– Меня вполне устраивает моя глухота.
Жюли сдержала слово.
Жюли так и жила со своими родителями Их особнячок был построен в пятидесятые годы, когда владельцы заводов предоставляли в распоряжение рабочих социальное жилье. Сейчас больше нет заводов, нет владельцев, нет больше рабочих, и эти особнячки по низкой цене раскупили жители города.
Эдмон Куртуа выбрал большой желтый бетонный куб с аэродинамическим крылом на крыше. Куб находился в саду, который можно было даже расценить как парк. С черной решеткой, которая открывалась автоматически, посыпанными белым гравием дорожками, красивым газоном, прудиком. Это, видимо, был дом для начальника, потому что он отличался от других. Он был внушительным, надменным, почти вызывающе роскошным для этих мест.
Жюли жила на втором этаже. Ей принадлежал целый этаж, и у нее даже была отдельная лестница на улицу. Отец сам построил эту лестницу. Он взял на работе старую металлическую лестницу, отреставрировал ее, покрасил и прикрепил с элегантностью устремленного к небу крыла. Мадам Куртуа была помешана на красоте, поэзии и гармонии, и потому ее сильно раздражала железная бородавка. Она пожимала плечами каждый раз, как проходила мимо лестницы, и это недовольное движение в конце концов превратилось в подобие нервного тика.
Она посадила Ampelopsis brevipedunculata – он же дикий виноград, – чтобы скрыть эту бородавку. Холила его и лелеяла, укрывала на зиму, поливала в жаркую погоду, подкармливала удобрениями. Жюли безжалостно обрезала его каждый раз, когда он слишком разрастался и непокорные побеги Ampelopsis brevipedunculata лезли ей под ноги. Мадам Куртуа заламывала руки. А недавно она вбила себе в голову, что ее дом заинтересовал бы самого Жака Тати. «А вы видели фильм “Мой дядюшка”? – спрашивала она, разливая друзьям чай на еженедельной встрече по четвергам. – Это шедевр французского кино…»
Приглашение в дом Куртуа считалось честью. Месье Куртуа путешествует по миру, подписывает контракты с китайцами, закончил знаменитую Высшую школу. ВКШ [28] – чтобы не произносить ее полное название. В Париже его принимали в министерстве промышленности, и один раз месье и мадам Куртуа даже были приглашены в президентский дворец на Елисейских Полях. Всех интересовал вопрос, как же он был одет, поскольку он и элегантность – две вещи несовместные.
Мадам Куртуа держала дом на английский лад. «Сейчас это веление времени», – говорила она, покачивая головой. Она должна быть на высоте, чтобы достойно принять высокопоставленных клиентов месье Куртуа, если им вдруг заблагорассудится посетить Сен-Шалан.
Проходя по аллее, Стелла заметила Жюли и Эдмона, сидящих за столом в кухне. Когда мадам Куртуа была дома, они не обедали в кухне, только в столовой, под люстрой венецианского стекла.
Стелла постучала в окошко, Жюли знаком позвала ее в дом.
– Я вам не помешаю? – спросила Стелла, вытирая ноги о толстый коврик, на котором с одной стороны было написано «Welcome», а на другой – «Добро пожаловать».
– Мы сели поесть. Ставлю на тебя прибор?
– А матери твоей нет дома?
– По средам она вечером ходит играть в бридж.
– Я хотела с тобой поговорить…
– Ну, можешь и при отце поговорить. Давай уже, заходи!
Стелла так и не выяснила, что же тогда произошло между Рэем Валенти и Эдмоном Куртуа. Почему же они подрались в тот вечер у Жерара. Рэй Валенти упал лицом в грязь. Заговор молчания тотчас окружил эти события, и никто никогда об этом вспоминал. С тех пор кончилась дружба Рэя и Эдмона. Ведь до сих пор Эдмон Куртуа входил в банду Рэя. В группу из пяти мальчишек, возникшую еще в школьные времена, которые вместе проводили время, болтаясь по лесам, шляясь по кафешкам, ухлестывая за девушками. Кучка парней играла в крутых, перед ними все отступали. Рэй был главой этой банды. Он был хорош собой, высок и силен, громко говорил, грозно хмурил брови и сверлил вас своим острым взглядом. Эдмон Куртуа был некрасив, невысок, говорил негромко, никто поспешно перед ним не расступался. Этот кряжистый, лысоватый человек с толстыми щеками и маленькими глазками начинал как служащий одной из крупных международных компаний, но потом вернулся в Сен-Шалан, заинтересовался предприятием для переработки металлолома и в конце концов купил это дело и развил его на международной арене. Он женился, показательно приобрел особняк с крылом на крыше, и его репутация восстановилась. С тех пор он стал именитым гражданином, которого уважают, хотя никто не может похвастаться, что принадлежит к кругу его близких друзей. Он нелюдим, любит одиночество – угрюмый, неуклюжий человек, унаследовавший от отца и деда привычку рано вставать, пить скверный кофе, носить в кармане финский нож, чтобы резать хлеб или колбасу, и не доверять тем, кто улыбается без причины.