Раймон был еще слишком маленьким, чтобы вздрючить Андре. При каждом новом оскорблении он впадал в ярость и бросался на обидчика. Мальчики дрались до конца, который всегда был одинаковым: Андре одерживал верх. Он бросал его на землю, держа за штаны и приговаривая: «Ветрогон, сухостой, пустоцвет, могила для сперматозоидов!»
Раймон вставал и залезал на самое высокое дерево. Он с риском для жизни забирался на самый верх, карабкаясь как белка, писал оттуда, стараясь струей задеть Андре. Или болтался на ветках, висел на одной руке и издавал страшные крики, как рассерженный орангутанг.
– Вот-вот, – вопил Андре, – кривляйся, обезьяна! Это роль как раз для тебя.
Фернанда выходила из кухни, вытирала жирные руки о передник и кричала: «Вы же убьете моего малыша!» – «Ну что ты, Фернанда, маленькие бастарды неистребимы». Тогда она орала во все горло: «Давай, сынок! Лезь еще выше! Покажи ему, что ты самый сильный».
И Раймон взлетал на самую верхушку.
Фернанда поворачивалась к Андре, вставала в позу ведьмы-прорицательницы и с полузакрытыми глазами шипела: «Будьте вы все прокляты, Буррашары! Будьте прокляты, захлебнитесь своей кровью, пусть разрушится ваш замок и вы выплачете все ваши глаза!»
Раймон смотрел на мать, готовую потерять работу, лишь бы защитить свое чадо, и глухое бешенство поднималось в нем.
У Леони сжималось сердце, когда она видела жестокость брата. Она бросала беглые взгляды на Раймона, который не обращал на нее внимания, но, поскольку она была фанатично предана Андре, сказать хоть что-нибудь не решалась.
Раймон и Леони были ровесниками. Они ходили в одну и ту же школу, а потом Раймон пошел в ученики к мяснику. Совсем ненадолго. Ровно настолько, чтобы научиться управлять ножами. Потом он решил стать бухгалтером. Записался на заочные курсы, но не сдал ни одного экзамена под предлогом того, что его истинное призвание составляет вовсе не мир цифр, что он движим иным, гуманным порывом. «И каким же?» – поинтересовалась мать, которая оплатила курсы бухгалтеров, взяв дополнительную работу. «Я хочу стать героем, мама, человеком, который спасет мир. Человеком, перед которым все будут почтительно склоняться. Доверяй мне, в один прекрасный день я найду мой путь, и в этот день мы с тобой приколотим их к позорному столбу».
Фернанда Валенти безоговорочно верила в своего сына.
Позже, гораздо позже, Раймон нашел способ, чтобы нейтрализовать Андре. Он ходил по городу в окружении четырех приятелей. Всегда одних и тех же. Малыш Куртуа, кругленький и неуклюжий, со своими очками, беретом, панталонами, которые ему жали, и вечным кашне, был мозгом группы, его интеллектуальной силой. Он читал книги, учился лучше всех в классе, выдавал сентенции, которые его товарищи не понимали, но тем не менее это вызывало у них смутное уважение. «Когда человек сам себя не любит, ему необходимо быть на виду. Андре страшно боится самого себя, и этот страх он проецирует на других. Чтобы перестать себя мучить, он мучит других». Раймон прислушивался к словам Эдмона. Эдмон восхищался его силой духа и стойкостью. Они заключили договор на крови. Стали кровными братьями. Все, что мое, принадлежит тебе. Все, что твое, принадлежит мне. Потом появились Тюрке, Жерсон и Жерар Лансенни, тот парнишка, которому вскоре перейдет кафе его отца, и он откроет там заднюю комнату для Рэя Валенти, чтобы тот разрабатывал там свои коварные планы.
Тюрке был рыжим и таким белокожим, что обгорал от малейшего солнечного лучика. Его называли Раком. Длинный и вялый, он сутулился так сильно, что к восемнадцати годам был уже почти горбатым. Он был человек с низкими устремлениями и правой рукой Рэя. Ничто не могло вызвать у него отвращение или ужас. Жерсон думал только о девчонках, машинах и мотоциклах, о выпивке, которую он проглатывал, прячась за стойкой бара. Он умел задушить курицу одной рукой и мог везти мотоцикл зубами. Стал автомехаником. Эти пятеро нашли друг друга. Сформировали ассоциацию хулиганов.
Жорж все это знал. Все люди в Сен-Шалане были в курсе. Но все молчали. Сперва их страшил дом Буррашаров, а потом – Раймон Валенти. Они сменили одно ярмо на другое. И сами этого не заметили.
Именно Раймон подсадил Андре на наркотики.
Он один раз заметил его в окне дворца: тот склонился над дорожкой белого порошка, совершая некий ритуал, для Раймона не понятный.
Эдмон Куртуа оказался более категоричным:
– Он принимал наркотик, это очевидно!
– Конечно же, он принимает наркотики, я это знаю, но хочу быть в этом уверенным, вот и все! – ответил Раймон, который был уязвлен, что его поймали на невежестве.
Он подослал к Андре Тюрке. И Тюрке стал для сына Буррашаров основным поставщиком наркотиков.
– Ты будешь наращивать ему дозы до тех пор, пока он не сможет обходиться без порошка, потом сократишь, поднимешь цену, и он, готовенький, сам упадет нам в руки.
– Но на что я куплю марафет? И где его искать? – с ужасом спросил Тюрке.
– С этим я сам разберусь, не волнуйся. Кто у нас главный?
Это было его первое преступление.
Жорж узнал об этом от одного приятеля, который работал в больнице и был в сговоре c Раймоном.
Как уж ему удавалось находить такие количества наркотика, Жорж так и не узнал, но Андре действительно становился все более зависимым от встреч с Тюрке. И тот за свои пакетики драл все дороже и дороже.
Однажды, Жорж очень хорошо это помнил, Раймон вошел во двор замка, где в шезлонге на солнышке лежал Андре, белый как мел. Раймон сжал руками член, направил его в сторону Андре, произвел несколько толчков бедрами, имитирующих половой акт, и проронил сквозь зубы: «Я поимел тебя, старик, поимел как есть!» – и удалился, покатываясь со смеху.
Этот парень был прямо дьявол во плоти.
Но дьявол прятался повсюду. И у Валенти, и у Буррашаров.
Это было словно такое предначертание, проклятие, которое тянется из поколения в поколение. Обещая, что обязательно вернется и вновь будут твориться все те же несчастья.
Единственный добрый поступок Жюля де Буррашара – то, что он завещал Жоржу и Сюзон ферму. Прекрасную ферму с четырьмя гектарами земли, прудом и сельскохозяйственными постройками в хорошем состоянии. Ему даже достало деликатности отписать нам некоторую сумму денег на оформление документов. «Я хочу, чтобы вы никогда не нуждались, ты и Сюзон. Вы были моей единственной компанией. Я даже могу сказать, моими единственными друзьями…» Так было написано в его завещании. У Жоржа сердце так заколотилось, что он вынужден был прилечь на диванчик, когда все это узнал. Сюзон плакала. Она постоянно переспрашивала нотариуса: «Это нам? Точно нам, вы уверены?» Была убеждена, что тут какая-то ошибка. По сей день она, бывает, присядет в кухне, посмотрит на пол, сверкающий, как начищенная медная монета, и скажет: «Хороший все же парень был старый Жюль, ничего не скажешь. Без него мы были бы в доме престарелых».
Рэй Валенти уже был женат на Леони, когда умер старик Буррашар. Он завопил: «Грабят!» Но на то имелась буква закона. Он не теряет надежды, время от времени угрожает, что отнимет ферму. Через тридцать-то лет! Хвастается, что он кум и сват с новым нотариусом, что он опротестует завещание, что никогда не поздно.