От боли.
От бессонницы.
От снов, предчувствий и догадок.
«Почему?» – спрашивает она себя, снова поднимаясь по лестнице.
Я так молода. Я только начала жить, но уже связана по рукам и ногам.
Этим мужчиной.
Этой дочерью.
Этим больным телом.
Этим решением вечно молчать?
28
С небольшого расстояния Мюнстер дал бы Леоноре Кончис лет тридцать – тридцать пять.
Когда он подошел ближе, то понял, что для большей достоверности нужно прибавить хотя бы лет двадцать.
Возможно, иллюзию создавало и то обстоятельство, что она позволила побеседовать с ней в этой плохо освещенной конторе, где в каждом углу стояло по такому длинному дивану, что им приходилось повышать голос, чтобы друг друга услышать. «Ее молодость существует в сумерках», – подумал Мюнстер.
Искать ее пришлось довольно долго. Отчасти оттого, что она больше десяти раз переезжала с тех пор, как встречалась с Верхавеном в конце семидесятых, отчасти оттого, что она переменила фамилию.
Но это всего лишь раз. Теперь ее звали ди Гоаччи, и вместе со своим пожилым супругом-корсиканцем она держала магазин яркой дамской одежды в центре Грунстада.
– Леопольд Верхавен? – переспросила она, положив одну затянутую в черный нейлон ногу на другую. – Почему вы меня допрашиваете?
– Это не допрос. Я просто хочу задать несколько вопросов.
Она закурила и поправила кроваво-красную кожаную юбку:
– Тогда давайте. Что вы хотите узнать?
«Не имею никакого понятия, – подумал Мюнстер. – Просто комиссар заставил разыскать вас».
– Расскажите о ваших отношениях, – попросил он.
Леонора Кончис выпустила дым через нос и приняла скучающий вид. Она явно не испытывала особой симпатии к полицейским в целом, и Мюнстер понял, что в этом ее вряд ли удастся переубедить.
– Я и сам считаю не очень приятным копаться в чужих вещах, – объяснил он. – Мы могли бы сделать это по-быстрому, и тогда я сразу оставлю вас в покое.
Сказанного оказалось достаточно. Она кивнула и облизала губы наигранным, хорошо отработанным движением языка.
– Хорошо. Вы хотите узнать, можно ли его причислить к квалифицированным женоубийцам? Меня об этом спрашивали и раньше.
Мюнстер кивнул:
– Я понимаю.
– Не знаю, что вам сказать. Мы встречались всего несколько месяцев. Я познакомилась с ним случайно, как раз когда распался мой второй брак. Я была очень подавлена и нуждалась в мужчине, который бы обо мне заботился… вдохнул в меня жизнь, так сказать.
– Ему это удалось?
Она пожала плечами:
– Вы женаты, интендант?
– Да.
– Мне не нужно выбирать выражения?
– Нисколько.
– Тогда попробуем. – Она сделала гримасу, которая, возможно, представляла собой улыбку. – Леопольд был очень грубым любовником. Поначалу мне это нравилось, наверное, это было как раз то, что мне требовалось на тот момент. Но бурный секс хорош только первые несколько раз, а потом хочется чего-то более спокойного, чувственного, вдумчивого… ну, вы понимаете. Ясно, что еще это бывает полезно, чтобы освежить долгие отношения, но каждый раз… ну уж нет, спасибо.
– Это точно. – Мюнстер сглотнул. – То есть он был все время таким?
– Да, – ответила Леонора. – Это стало раздражать. Я ушла от него через пару месяцев. Да и место, где он жил, настоящая дыра… прямо посреди леса, да и вообще. Хотя, наверное, тогда я нуждалась именно в этом… лес, природа и все такое.
«Только я с трудом представляю тебя в курятнике», – подумал Мюнстер и почувствовал, что у него подергивается уголок губы.
– Но у него не было явной склонности к насилию?
– Нет, – решительно ответила она. – Он был замкнутым и очень невоспитанным типом, но я никогда не испытывала рядом с ним беспокойства или страха.
– Вы знали, что он сидел за убийство?
Она кивнула:
– Он рассказал об этом после нашей первой ночи. Объяснил, что на самом деле был невиновен.
– Вы ему поверили?
Она засомневалась, но только на секунду.
– Да. Я не думаю, что Леопольд Верхавен мог убить женщину таким способом. Он был своеобразным, это без сомнения, но он не был убийцей. Я говорила то же самое на втором суде, но, естественно, никто меня там не слушал. Его осудили уже заранее.
Мюнстер кивнул.
– Вы не общались после того, как расстались?
– Нет. Кто его убил? Вы ведь это хотите узнать или как?
– Да, – ответил Мюнстер. – Именно это. У вас есть предположения на этот счет?
Женщина покачала головой:
– Никаких. – Она затушила сигарету. – Интендант, надеюсь, на этом все? У меня есть неотложное дело.
– Думаю, что да. – Мюнстер протянул свою визитную карточку: – Позвоните, если вспомните что-то важное.
– Что, например?
«Откуда я знаю?» – подумал Мюнстер, поднимаясь с дивана.
Когда он вышел на площадь, на улице шел дождь. Мелкий и теплый весенний дождь, почти как очищающая купель. Полная противоположность Леоноре ди Гоаччи. Он постоял, подставив лицо теплым мягким каплям, прежде чем открыть дверцу и сесть в машину.
Снова два часа езды.
Не особенно ценный вечер, надо признать. Хотя в каждом деле поначалу так и бывает. В той или иной степени. Вопросы, вопросы и еще раз вопросы. Бесконечная череда разговоров и допросов, и каждый из них на первый взгляд совершенно бесполезный и ничего не говорящий, пока наконец не всплывет то самое, важное. Чаще всего, когда этого меньше всего ожидаешь. Какая-нибудь связь или случайный ответ… тот самый неожиданный, лишь слабо мерцающий в темноте знак, который нельзя пропустить. Мимо которого можно пройти, запутавшись в зарослях незначительных деталей и других утомительных вещей.
Он зевнул и выехал с площади.
«Ну а этот разговор может что-нибудь дать?» – подумал он.
То есть что-то большее, чем еще одно маленькое подтверждение гипотезы о невиновности Верхавена? А это мы уже, кажется, для себя решили. Или нет?
Он попробовал вместо этого подумать о будущем.
Всего на два дня вперед, если быть точным. Именно тогда Ван Вейтерен выйдет из больницы, если все сложится согласно прогнозам. И если они с Роотом поначалу втайне и мечтали сами раскрыть это дело, то теперь надо было выкинуть эти надежды за борт. Во всяком случае, хотя бы частично.